– Олег? – удивился он. – Что случилось? Кто это? – кивнул он на Булгакова и на повисшего у того на плече, почти потерявшего сознание, черноволосого парня.
– Юрий Александрович, простите, у нас другого выхода нет, – выпалил Олег, и Сергей заволок раненого через порог, почти оттолкнув в сторону открывшего им. – Андрюха дома?
– Дома, – безнадежно ответил Юрий Александрович и крикнул куда-то в глубину квартиры. – Андрей, Олег пришел… сотоварищи…
На его голос в коридоре появилась женщина, темноволосая, тоже закутанная в халат, и, как показалось Булгакову, недовольная. Хотя чего удивляться, собственно – воскресенье, на улице – черт те что, а тут еще в дом притащили окровавленного мальчика. Красота, да и только.
– Что происходит? – сердито спросила она. – Олег, ты с ума сошел?
– Простите, Валерия Дмитриевна, – отозвался Олег и поволок раненого в гостиную. Как видно, он часто бывал в этом доме и прекрасно здесь ориентировался.
– Куда! – завопила женщина. – Из него же кровища хлещет! Ты мне всю мебель перепачкаешь!
Но было поздно. Булгаков и Рыков внесли парня в гостиную и не без облегчения опустили его на пол – прямо на дорогой ковер. Сначала хотели на диван, но потом Булгаков передумал: – Нет, давай на пол.
А на диване, развалившись, сидел парень, лениво щелкая пультом телевизора – прекрасного телевизора с огромным экраном – Булгаков таких сроду не видел. Он не прервал своего занятия и после появления этого сомнительного трио, только заинтересованно вытянул шею, чтобы получше разглядеть, кого они там притащили.
– Ого! – он ухмыльнулся. – Где это его так?
– Да здесь у вас, на Калининском, – ответил Олег. – Собирался на штурм Останкино ехать. Герой. Да только пуля – дура… Нашла своего героя.
Излив таким образом иронию, он обратился к сидящему на диване парню:
– Орлов, может, оторвешь свою задницу от дивана и поможешь?
– Да пжалста, – Орлов поднялся. – Что делать-то?
– Ножницы принеси, – буркнул Булгаков. – Надо ему одежду разрезать.
– Я что, ранен? – юноша вдруг открыл затуманенные глаза. – Черт, как больно…
– Тебя как зовут, герой войны? – спросил Олег, склонившись к нему.
– Мигель Кортес де Сильва и Эстебес, – парень говорил с трудом, но имя свое озвучил четко, и с очевидной гордостью.
– Бинты, вата, что есть? Перекись водорода? – Булгаков повернулся к Орлову, который уже стоял рядом и протягивал ножницы. – Слава богу, навылет.
– Так я ранен? – не унимался Мигель. – Круто. Черт, только больно очень.
– Теперь тебя наградят, – пообещал Булгаков. – За боевые заслуги.
– Нет, за храбрость, – добавил Олег. – Посмертно.
Орлов принес несколько упаковок с бинтами и ватой и пузырек с перекисью. Булгаков тем временем поднялся с ковра и выпрямился во весь богатырский рост:
– Отведи меня в ванную. Руки помыть надо.
В коридоре они опять столкнулись с Валерией Дмитриевной, неодобрительно сверлившей взглядом Булгакова и сына.
– Я все же хотела бы знать, сколько это безобразие будет продолжаться? – спросила она.
– Я не знаю, – ответил Булгаков. – Надо вызвать скорую, но когда она приедет и приедет ли вообще… Там сейчас такое творится…
Скорая приехала спустя четыре часа. Врач одобрительно осмотрел повязку, сделанную Сергеем, и, похлопал того по плечу:
– Браво, коллега, я бы не сделал лучше. Какой курс?
– Второй, – покраснел польщенный Сергей.
Врач удивленно проворчал:
– Да-а, коллега… да… Да-алеко пойдете…
…Итак, пришло время отдавать долги. И не только Сержу. Его так называемая жена – наконец-то он расквитается и с ней. Мигель не испытывал ни малейших угрызений совести из-за того, что собственными руками толкнет подругу юности в пропасть. Он сам с удивлением вспоминал то недалекое, в общем-то, время, когда она ему нравилась – пылкая гордая красавица. Нет, влюблен он в нее никогда не был – но какого нормального мужчину, скажите, не зацепили бы эти бездонные очи, великолепные волосы, осиная талия и высокая грудь? Конечно, она ему нравилась. Но однажды от этого чувства не осталось и следа – его заменила полная противоположность – ненависть и презрение, и теперь даже то, что Катрин сама еле выжила в той ужасной истории, не могло ее оправдать в его глазах. Да, она все еще была очень хороша – он видел Катрин мельком перед ее отъездом в Лондон – даже более хороша, чем когда-либо, да как она смела так сиять после всего, что случилось со всеми ними, а прежде всего с Анной! Он настолько ненавидел ее, что у него сбивалось дыхание.
Он отправит ее в Москву, он даже, пожалуй, рад, что Рыков облек его этим поручением. И пусть тот ее растерзает там – туда ей и дорога! А Булгаков – что ж, переживет. Скорее всего, забудет он ее быстро, а она сама даст ему повод особо не расстраиваться из-за своей смерти. Что же, Серж, счастливого пути…
Мигель бросил на столик десять евро и быстро покинул кафе.
03 октября 2012 года, Лондон
Прошло два дня после отъезда Булгакова. Катрин бродила по дому, не зная, куда себя деть, мешая Тересе заниматься домашними делами. Наконец, импульсивная пуэрториканка вышла из себя:
– Почему бы вам не пройтись, мэм? Мне надо уборкой заняться, а вы мне мешаете.
Катрин сначала рассердилась и уже открыла было рот, чтобы отчитать нахалку, но потом быстро рот захлопнула, надела удобные туфли, любимую узкую юбку, легкий плащ и отправилась в Мэйфэр по магазинам. Шопинг только вышел какой-то вялый. Как Катрин не старалась отвлечься от грустных мыслей о муже, ничего у нее не вышло. Она бесцельно слонялась по бутикам, снимала со стоек плечики с одеждой, возилась в примерочных, придирчиво разглядывала себя в зеркало, но все кончалось тем, что она говорила себе, что Сержу эта юбка (платье, блузка, ночная рубашка) не понравится и с досадой оставляла одежду в кабинке.
Домой возвращаться не хотелось, и, сев в такси, Катрин поехала в Harrods [157] . Там в отчаянии она купила себе дорогущие туфли, давно облюбованные, пару перчаток Сергею и набор серебряных колец для салфеток. Около двух часов она с трудом нашла свободный столик в одном из кафе вблизи универмага – время ланча еще не закончилось, и местные клерки оккупировали все близлежащие забегаловки. Но, наконец, Катрин с наслаждением вытянула уставшие от долгого хождения по магазинам ноги и кивнула подошедшему официанту: «Чай и яблочный пирог». Вскоре заказ стоял перед нею, она взяла в руку горячую чашку и поднесла к губам…
– Не обожгись, принцесса, – услышала она резкий голос. Разумеется, горячий чай выплеснулся прямо ей на колени, открытые узкой юбкой. Она подняла взгляд. Если б она успела откусить от пирога, то наверняка бы подавилась.