Это был Паспарту собственной персоной. Прячась за густой дымовой завесой, он проскользнул к костру и, поскольку было еще темно, вырвал молодую женщину из когтей смерти! Это он, Паспарту, так счастливо и дерзко сыграв свою роль, беспрепятственно проложил себе путь среди всеобщей паники!
Через мгновение все четверо уже скрылись в чаще. Но когда слон мощной рысью уносил их прочь, крики, завывания и наконец пуля, пробившая шляпу Филеаса Фогга, дали им понять, что их хитрость разоблачена.
И верно: на пылающем костре стал ясно виден труп старого раджи. Жрецы, опомнившись от испуга, сообразили, что у них на глазах только что совершилось похищение. Они тотчас бросились в погоню. За ними в лес устремились воины. Дали залп, но похитители удирали проворно и через несколько мгновений уже оказались вне досягаемости пуль и стрел.
Итак, дерзкое похищение удалось. Час спустя Паспарту все еще смеялся, радуясь своему подвигу. Сэр Фрэнсис Кромарти пожал отважному парню руку. Его хозяин сказал: «Хорошо», что в устах этого джентльмена равнялось высшей похвале. Что до Паспарту, он отвечал, что в этом деле вся честь принадлежит его господину, а ему просто пришла в голову «шальная мысль». Вот он и теперь хохотал, думая о том, что несколько минут ему, Паспарту, бывшему гимнасту, отставному пожарнику, довелось побыть старым набальзамированным раджой, супругом очаровательной женщины!
А сама юная индуска все еще не пришла в себя, она не сознавала случившегося. Просто лежала, завернутая в дорожные пледы, в одной из корзин. Между тем слон, управляемый уверенной рукой парса, быстро бежал по лесу, где все еще царил полумрак. Час спустя после того, как пагода Пилладжи осталась позади, они выехали на бескрайнюю равнину. В семь сделали привал. Молодая женщина по-прежнему находилась в полной прострации. Проводник дал ей выпить несколько глотков разбавленного бренди, но последствия одуряющих курений не могли пройти так быстро.
Сэр Фрэнсис Кромарти, знающий, как действуют опьяняющие пары конопли, не видел здесь никаких причин для беспокойства. Но если в выздоровлении молодой женщины он не сомневался, то относительно ее будущего никаких иллюзий не питал. Бригадный генерал прямо заявил Филеасу Фоггу, что если миссис Ауда останется в Индии, она неизбежно снова попадет в руки своих палачей. Эти бесноватые шастают по всему полуострову и, невзирая на английскую полицию, сумеют заполучить обратно свою жертву, настигнув ее хоть в Мадрасе, хоть в Бомбее, хоть в Калькутте. В подтверждение своих слов сэр Фрэнсис рассказал одну историю того же рода, случившуюся не так давно. По его мнению, молодая женщина будет в безопасности, только если покинет Индию.
Филеас Фогг ответил, что обдумает это сообщение и примет меры.
Около десяти часов проводник объявил, что они подъезжают к Аллахабадскому вокзалу. Там снова начиналась прерванная железная дорога, и поезда, идущие по ней, менее чем за сутки, покрывали расстояние от Аллахабада до Калькутты.
Итак, Филеас Фогг должен был вовремя успеть на пакетбот, который отплывал в Гонконг на следующий день, 25 октября, в полдень.
Молодую женщину поместили в одну из станционных комнат. Паспарту поручили купить для нее необходимые предметы туалета: платье, шаль, меховую накидку и тому подобное, – короче, все, что он сможет найти. При этом хозяин предложил ему не стесняться в расходах.
Паспарту, тотчас отправившись на поиски, обшарил чуть не все улицы города. Аллахабад (что в переводе означает «Град Божий») – одно из самых почитаемых в Индии мест, так как построен он на слиянии двух священных рек – Ганга и Джамны. К тому же, как известно из легенд «Рамаяны», Ганг берет свое начало на небесах, откуда нисходит на землю по милости Брамы.
Делая покупки, быстроногий Паспарту успел заодно поглазеть на город. Встарь его защищала великолепная крепость, превращенная ныне в государственную тюрьму. В этом городе, некогда промышленном и торговом центре, ныне ни торговли нет, ни промышленности. Паспарту тщетно метался по Аллахабаду в поисках магазина нового платья, забыв, что здесь ему не Риджент-стрит, где рукой подать до дверей торгово-посреднической фирмы «Farmer et Со». Нужные вещи нашлись в конце концов, но только в лавке угрюмого старого еврея-перекупщика. Там он приобрел платье из шотландки, широкое манто и роскошную накидку из меха выдры, за которую без колебаний выложил семьдесят пять фунтов стерлингов (то есть 1875 франков).
После этого он, торжествуя, вернулся на вокзал.
Между тем миссис Ауда начала приходить в себя. Воздействие курений, которому ее подвергали жрецы Пилладжи, мало-помалу рассеивалось, и ее прекрасные глаза вновь обрели неповторимую индийскую томность.
Некогда, прославляя прелести царицы Ахмеднагара, венценосный поэт Юсуф Уд-Даул выражался так:
«Ее блестящие волосы, разделенные пробором, ниспадают двумя волнами, обрамляя изящный овал белого тонкого лица, сияющего безупречной свежестью. Властный чеканный изгиб ее эбеновых бровей – словно лук Камы, бога любви, а в прозрачной глубине ее больших черных очей под длинными шелковистыми ресницами, словно в священных озерах Гималаев, трепещут чистейшие отблески небесного света. Зубы ее, точеные, ровные, белые, сверкают в улыбающихся устах, словно капли росы в полураскрытом цветке граната. Мочки ее маленьких ушей, безукоризненно закругленные, ее золотистые руки и крошечные ступни, пухлые и нежные, как бутон лотоса, ослепляют, словно блеск прекраснейших жемчужин Цейлона и несравненных алмазов Голконды. Гибкая талия, такая тонкая, что можно обхватить ее пальцами одной руки, подчеркивает изысканные изгибы округлых бедер и пышность груди, где расцветающая юность таит свои самые совершенные сокровища. Под шелковыми складками туники она выглядит статуей, что изваяла из чистого серебра не земная рука, но длань божественного ваятеля Вишвакармы».
Нам же, склонным обходиться без таких экзотических гипербол, достаточно сказать, что миссис Ауда, вдова раджи Бундельханда, была очаровательной женщиной в европейском понимании этого слова. По-английски она говорила очень чисто, и проводник нисколько не преувеличивал, утверждая, что воспитание совершенно преобразило эту юную парсианку.
Между тем подошло время отправления поезда от Аллахабадского вокзала. Парс чего-то ждал. Условленную плату мистер Фогг ему уже выдал, но не прибавил ни фартинга. Паспарту, помнящий, сколь многим его хозяин был обязан этому надежному и преданному человеку, несколько удивился. Ведь, сказать по правде, в истории Пилладжи парс добровольно рисковал жизнью, и если со временем индусы об этом пронюхают, ему трудно будет избежать расправы.
А еще оставалось решить судьбу Киуни. Что станется со слоном, купленным за такую немыслимую цену?
Однако мистер Фогг уже принял решения на сей счет.
– Парс, – сказал он проводнику, – ты исполнителен и верен. Я заплатил за твою службу, но не за верность. Хочешь этого слона? Он твой.