– Эти клапаны работают вполсилы! – кричал он. – Мы еле плетемся! А все англичане, они вечно напортачат! Эх! Будь это американский пароход, он, может, тоже прыгал бы, но шел бы скорее!
В последние дни плавания погода стояла прескверная. Ветер крепчал. Он стойко дул с северо-запада, замедляя ход пакетбота. «Рангун», сверх меры подверженный качке, здорово швыряло, и пассажиры имели все основания проклинать эти огромные тоскливые волны, которые ветер пригонял с морских просторов.
Настоящая буря разбушевалась третьего и продолжалась четвертого ноября. Ураган колотил по морю как бешеный. «Рангуну» пришлось лечь в дрейф на полдня, ограничиваться десятью оборотами винта в минуту, как быувертываясь от волн. Все паруса былиубраны, только оголенные снасти стонали под ударами шквала, но даже они излишне обременяли судно.
Скорость пакетбота, понятное дело, сильно уменьшилась, такчто по всем расчетам он мог прибыть в Гонконг с двадцатичасовым опозданием, а если буря не утихнет, и того позже.
Филеас Фогг, храня обычную невозмутимость, взирал на беснующуюся стихию, которая, казалось, ополчилась лично против него. Его чело ни на миг не омрачилось заботой, а между тем опоздание на двадцать часов угрожало загубить все путешествие, ведь если так, пакетбот на Иокогаму уйдет без него. Но этот человек не испытывал ни тревоги, ни подавленности, он не знал, что такое нервозность. Право же, глядя на него, можно было подумать, что и эта буря тоже была им запланирована, он предвидел ее. Миссис Ауда, выразив своему спутнику сочувствие по поводу такой помехи, убедилась, что он и теперь спокоен, как раньше.
Фикс же смотрел на происходящее совсем другими глазами. Можно сказать, с противоположной позиции. Этот шторм был ему по душе. Он даже был бы безмерно доволен, если бы ураган развернул «Рангун» и поволок в обратном направлении. Любые проволочки были ему желанны, коль скоро могли вынудить господина Фогга на несколько дней задержаться в Гонконге. И вот небеса наконец-то сыграли ему на руку, ниспослав свои бури и шквалы.
Он, правда, из-за них малость занемог, но наплевать! Пускай его одолевала тошнота, да и все тело сводило от морской болезни, зато дух его ликовал.
Что же касается Паспарту, можно представить, какой гнев, постоянно рвущийся наружу, распирал его в эти дни испытания. Ведь до сих пор все шло так славно! Казалось, небо и земля выражали преданность его хозяину. Пароходы и поезда повиновались ему. Силы ветра и пара объединялись, благоприятствуя ему в пути. А теперь, выходит, пробил час обманутых надежд? Паспарту так выходил из себя, будто не чья-нибудь, а его собственная мошна теряла двадцать тысяч фунтов. Буря доводила его до отчаяния, шквалы бесили, он бы охотно выпорол это непокорное море. Бедный малый! Фикс старательно скрывал от француза свое злорадное торжество. И хорошо делал, ведь если бы Паспарту догадался о его потаенном ликовании, сыщику пришлось бы пережить несколько неприятных минут.
Все время, пока бушевала буря, Паспарту провел на палубе «Рангуна». Не желал спускаться вниз. Карабкался на мачту, рвался помогать морякам, удивляя их своей обезьяньей ловкостью. В который раз приставал с расспросами к капитану, офицерам, матросам, хотя они не могли удержаться от смеха, видя, насколько парень выбит из колеи. Паспарту во что бы то ни стало требовалось узнать, сколько продлится буря. В ответ его отсылали к барометру, а тот ни в какую не хотел подниматься. Паспарту немилосердно тряс барометр, но все без толку: не помогали ни тряска, ни проклятия, которыми он осыпал безответственный прибор.
Наконец буря утихла. Днем 4 ноября море сменило гнев на милость. Направление ветра сместилось на два румба к югу, и он снова стал попутным.
Покой, осенивший природу, тотчас снизошел и на душу Паспарту. Как только это стало возможным, снова поставили марсели и нижние паруса, с дивной быстротой «Рангун» понесся вперед.
Но о том, чтобы полностью наверстать потерянное время, речи быть не могло. Следовало смириться с неизбежностью. Земля показалась на горизонте только шестого числа, в пять часов утра. Согласно расписанию и расчетам, вписанным в путевую тетрадь Филеаса Фогга, пакетбот должен был прибыть в порт пятого. Стало быть, он опоздал на целые сутки, следовательно, путешественники не успевали в назначенный срок отплыть в Иокогаму.
В шесть утра на борт «Рангуна» прибыл лоцман, он поднялся на мостик, чтобы, держась фарватера, провести судно в порт Гонконга.
Паспарту умирал от желания спросить лоцмана, отчалил ли уже пакетбот, идущий из Гонконга в Иокогаму. Однако не осмелился, ему хотелось до последней минуты сохранить хоть малую толику надежды. Он поделился своими треволнениями с Фиксом, а тот – хитрая лиса – стал его утешать, мол, мистер Фогг вполне может сесть и на следующий пакетбот, чем довел Паспарту до белого каления.
Но если у Паспарту духу не хватило подступить к лоцману с расспросами, то мистер Фогг, сверившись с путеводителем Брэдсхейма, преспокойно осведомился у вышеупомянутого лоцмана, не знает ли он, когда отходит судно из Гонконга в Иокогаму.
– Завтра, с утренним приливом, – отвечал лоцман.
– А-а, – обронил мистер Фогг, не проявив ни малейшего удивления.
Паспарту, который при этом присутствовал, охотно расцеловал бы лоцмана, зато у Фикса руки чесались свернуть ему шею.
– Как называется этот пароход? – спросил мистер Фогг.
– «Карнатик».
– А разве он не должен был отплыть вчера?
– Так и есть, сударь, но надо было подремонтировать один из его котлов, вот отправление и перенесли на завтра.
– Благодарю вас, – промолвил мистер Фогг и своим размеренным шагом автомата направился в пассажирский салон «Рангуна».
Паспарту же схватил лоцмана за руку и сильно потряс ее, восклицая:
– Вы, лоцман, прекрасный человек, вот что я вам скажу!
Это, несомненно, должно было изрядно озадачить лоцмана, не понимающего, почему его сообщения вызвали такую пылкую реакцию. Тут раздался свисток, он взошел на капитанский мостик, и пакетбот двинулся, лавируя среди джонок, лодок, на которых китайцы живут целыми семьями, рыболовных суденышек и кораблей всех видов, теснившихся на Гонконгском рейде.
В час дня «Рангун» причалил, и пассажиры высыпали на набережную.
В этой ситуации, следует признать, Филеаса Фогга здорово выручила случайность. Если бы «Карнатику» не потребовалось ремонтировать котлы и он отчалил 5 ноября, следующего парохода, идущего в Японию, пришлось бы ждать восемь дней. Правда, и теперь мистер Фогг запаздывал на сутки, но такая задержка еще не грозила его плану непоправимым провалом.
Что же касается даты отправления пакетбота, идущего через Тихий океан из Иокогамы в Сан-Франциско, она напрямую согласуется с приходом пакетбота из Гонконга: первый не отчалит, пока последний не прибудет.