— Но пытался…
— Надо будет за слухами последить. Как бы теперь не пошло, что это я его прокляла, — обеспокоилась Софья.
— А ты проклятья не боишься?
Алексей смотрел на сестру с нежностью. Ведь ради него, только ради него… Тетки были явно в ужасе. Проклятье ж!
— Лешка! Неужели я не рассказывала тебе сказку о великом белом шамане?
Алексей покачал головой.
— А… в далекой жаркой стране жили черные люди. И жил в деревне великий черный шаман. Это как у нас колдун. Все его боялись и все ему подчинялись. А если он хотел покарать человека, он клал тому на порог дохлую змею, и человек умирал через три дня. А потом приехал в эту деревню белый человек. И стал гулять хозяином, делать что пожелает, и даже дал пинка великому черному шаману.
— И что дальше? — Анна поняла, что утешать девушку не требуется, скорее наоборот.
— А дальше великий черный шаман положил белому человеку на порог дохлую змею и стал ждать. А тот не умер. Ни через день, ни через три, ни через месяц. И даже после еще трех дохлых змей — не умер. Поняли тогда глупые люди, что в их деревню приехал великий белый шаман и пришли ему поклониться. Так и сказали — о, великий белый шаман, мы поняли, что ты более могущественный. Ты не поддался колдовству нашего шамана! И сказал, почесав затылок, новоявленный великий белый шаман…
Софья нарочно задержала паузу, поглядывая на брата и теток веселыми глазами.
— И что он сказал?! — не выдержала Татьяна.
— А я и не знал, что на меня порчу наслали!
— Что!?
— А то! Не знал он, что должен помереть, вот и не помер. И чхать ему было на порчу, колдовство и прочую ерунду. Мне — тоже. Пусть Симеон хоть упроклинается, я‑то — не католичка. Но к Ибрагиму надо сходить, руку перевязать. Вреда не будет.
И Софья с самым невинным видом принялась заправлять в косу выбившиеся пряди.
Алексей подумал пару минут. Переглянулся с тетушками. И — захохотал так, что потолок вздрогнул.
— Ну, Соня! Слов нет!
Отражение сестрицы весело подмигнуло ему из зеркала.
* * *
— Ванечка!
Феодосия Морозова была взволнована, да еще как! Иван подскочил на месте, только ложка звякнула — он как раз обедал.
— Случилось что, матушка?!
— Да! Сегодня царь наш на казни был…
— Ну да. Хованский, Полоцкий…
Сам Иван не поехал. Он буквально час назад вернулся из Дьяково и собирался через пару часов во дворец. Казнь — казнью, а про поляков забывать не след.
— Полоцкий едва царя не проклял!
— ЧТО!?
Ивана аж подбросило. Нет, вот ведь тварь!
— КАК!?
— Его когда на помост возвели, он начала проклинать, такое говорил, ужасы пророчил, кричал, что Русь погибнет в огне и водах. Ежели за Романовыми пойдет…
— И!?
— Твоя Соня на помост взлетела, да на себя проклятье и приняла.
— Она жива? Цела?
— Говорят, что она себе вену вскрыла и кровь пила. И что ее клятву небеса приняли…
Иван молча отбросил в сторону ложку.
— Мне надо во дворец.
— Я уже приказала коня оседлать.
— Спасибо, мам…
Иван вылетел из столовой. Феодосия только головой ему вслед покачала. Да уж, любит ее мальчик царевну, это видно. И… пусть она себе такой невестки и не хотела бы, но верность и сообразительность Софьи, ее преданность вызывали уважение.
Она ведь ради брата на такое пошла.
А ради любимого мужа и детей?
* * *
Иван влетел в Кремль, едва не снеся по дороге ворота.
Ну, Соня!!!
О ее любви к брату он отлично знал, но чтобы ТАК!? Кем она себя возомнила!?
Убью!!!
В покои его пропустили беспрекословно. Еще бы! Свой, почти родной, почти Романов. Даже Софьины девушки не подумали заступить ему дорогу.
Иван влетел в светелку как серфингист — на гребне волны праведного гнева.
— Соня!!!
— Ванечка?! Что слу…
Договорить Софья не успела. Ее вздернули со стула, встряхнули и заорали едва не в ухо.
— Безмозглая девчонка!!! Ты хоть понимаешь, что творишь!? Я чуть со страху не сдох!!!
— Да что случилось!?
— Что!? А кто сегодня перед всем народом вены на себе резал!?
Софья покосилась на забинтованную ладонь.
— А… э…
Иван крепко стиснул ее, прижал к себе.
— Сонечка… любимая моя… родная, я так за тебя испугался…
И что оставалось делать царевне? Только поднять забинтованную руку и коснуться лица мужчины.
— Ванечка… все хорошо.
А в следующий миг ее еще крепче сжали в объятиях — и поцеловали. После чего единственной связной мыслью у Софьи осталось — и где научился?!
В себя они пришли не скоро, минут через пятнадцать. Соня обнаружила себя на руках у Ивана, а самого Ивана сидящим на лавке около окна.
— Сонюшка, родная моя… любимая…
И что было отвечать?
Соня прислушалась к себе. Любит ли она Ивана?
Да, определенно.
Любит ли Иван ее? Тоже — да.
И что им теперь делать?
— Ты за меня замуж пойдешь? Алексей разрешит, я знаю…
Софья тряхнула головой.
— Ванечка, ты не торопишься ли?
— Нет, Сонюшка. Я еще медлю слишком…
— Ванечка, — Соня смотрела серьезно. — А ты понимаешь, что боярыней Морозовой я никогда не буду? Я всегда сначала останусь Софьей Романовой. И интересы брата и государства для меня будут на первом месте. Детей рожу, но Алешку не брошу. И его делами заниматься не перестану.
— И не надобно. Думаешь, мама рада будет, коли ее отстранить?
Софья вспомнила боярыню Феодосию. Нет, определенно не рада.
— Вот она и будет заниматься домом, внуками, делами. А я по — прежнему буду брату помогать. Так что ежели не можешь принять этого… лучше не надобно и начинать. Потом нам с тобой больнее будет.
Иван вздохнул.
— Соня, мы с Алешкой уже говорили. Я остаюсь при нем ты — тоже… Ну и? Все равно помогать ему придется, один он этот груз не потянет. Ежели захочешь, вообще тайно обвенчаемся…
— Я подумаю, что будет лучше для нашей политики. Сам понимаешь.
Иван рассмеялся.
— Понимаю. Я буду делить тебя с государством, с братом, с кучей дел… но я ведь и не хочу, чтобы ты менялась. Если ты сядешь в тереме и начнешь вышивать, не говоря со мной ни о чем, кроме ниток и иголок, я тоже тебя не разлюблю. Но это ведь не ты будешь…