Алешка спрыгнул с коня, царь крепко обнял его, троекратно расцеловал и перекрестил.
— Сынок!
— Батюшка…
И столько было в этих словах.
— Вернулся… надежа, опора, сила моя…
— Все в порядке, батя. Справимся… я тебя не подведу…
Бояре умиленно сморкались в бороды. Потом Алексей прошел к теткам, сестрам… первым делом — к Софье. И девочка не утерпела, с визгом повиснув у него на шее.
— Лешенька!!! Слава Богу!!!
Рядом приглашенная в покои боярыня Морозова так же упоенно тискала сына. Потом женщины переглянулись и поменялись. Теперь Софья упоенно тискала Ивана.
— Ванечка, спасибо за брата!
А то ж!
Потом было многое.
Награждение орденом.
Праздничный пир.
Отчет отцу о проделанной работе, о трофеях, о… да обо всем! Царь там, не царь, а любой отец в такой ситуации все из ребенка вытрясет!
Когда Алешка оказался у сестры, было уже глубоко заполночь. Но ему и в голову не пришло, что не надо приходить, или что Софья может спать… ерунда!
Она его обязательно дождется. А разве можно иначе?
Так что парень был встречен вихрем сестринской любви. Девочка обхватила его за пояс, крепко прижалась, вдохнула знакомый запах — и только потом соизволила его отпустить.
— Живой, родной мой. Живой!
— Я же обещал вернуться.
— Я так за тебя боялась…
— А за Ваньку? — хитро прищурился брат.
— За вас обоих. Компотика будешь?
И только попивая из большого стакана вкуснющий вишневый компот, Алексей смог наконец расслабиться.
Только Софье он мог рассказать о том, как это страшно.
Когда ты принимаешь решение идти вперед — и знаешь, что там тебя ждут.
Когда посылаешь вперед разведчиков, и они возвращаются. С кровью на руках.
Когда разрабатываешь интригу — и делаешь это, чтобы уничтожить наибольшее количество народа…
Когда говоришь людям, что тебе нужны добровольцы, которые не вернутся — и шаг вперед делают несколько тысяч человек. А ты уже отбираешь из них тех, кто не один сын в семье, кто не имеет маленьких детей, кто…
Ты обрекаешь их на смерть, а возвращаются только двое. Из ста двадцати. И ты помнишь каждое лицо, каждый взгляд глаза в глаза…
Помнишь почерневшее лицо Фрола Разина. Он не упрекает. Он — понимает. И вот это еще страшнее.
Когда ты строишь планы, куда пойти и куда ударить и отчетливо осознаешь, что ты не сможешь пойти в первых рядах. Ты будешь в резерве, чтобы показывать, кому и куда идти. А вот эти люди — они пойдут. И полягут, если ты рассчитаешь все неправильно.
Им — умирать. А тебе — помнить.
И это больно. И страшно.
Он говорил и говорил, стремясь выплеснуть хотя бы каплю, хотя бы мизерную долю своих переживаний, а Софья слушала. Она не утешала, она просто слушала и молчала. И держала брата за руку.
А на рассвете они заснули, как были — за столом. И Софьины служанки, приоткрыв двери, заглянули внутрь — и встали мертвой стеной перед всеми. Они не собирались никого пускать внутрь. Слишком это… личное.
Ругаться ни у кого язык не повернулся. Алексей Михайлович слишком хорошо помнил, как после своего первого похода плакал на груди у воспитателя. А коли брат пошел к сестре… так что в этом худого? На царевну Евдокию, которая попыталась было что‑то вякнуть про неприличие, отец венценосный так цыкнул, что та с перепугу забилась втерем и не показывалась до вечерни. Но к тому времени уже и ребята проснулись и вышли.
А там и Ванечка приехал, едва вырвавшись от заботливой матери. Да не просто так — с подарками. Еще в дороге ребята выбрали то, что надо было отдать Софье. Кучу книг, бумаг, документов… и при виде ее сияющих глаз поняли, что не прогадали. Ради проверки Ваня подсунул и какую‑то побрякушку, но та была небрежно отставлена в сторону и Софья опять занялась бумагами. А потом посмотрела на брата.
— Алёша… я сволочь, наверное…
— Соня?
— Но у меня есть подозрение, что весной нам будет выгодно попробовать оторвать у османов весь Крым. А не один Азов.
— Что?!
— Ну да! Вот смотри! Османам сейчас глубоко не до нас, они сейчас прикидывают, что делать с султаном. Да и Франц — Иосиф, хоть и сволочь, а не дурак. Он теперь им спасу не даст. Кстати, ему можно отписать, а в идеале — и Собесского к нему на помощь послать. Ты б отписал Михайле?
— Да он и сам не дурак, и мы это обговаривали!
— Вот! А мы можем заняться Крымом. Целиком. Ну ладно, хотя бы той стороной, где Перекоп.
— И зачем тебе Перекоп?
— А зачем нам под боком слишком умный Селим Гирей?
— Сонь, мы его не одолеем!
— Лешенька, родной мой, а шансы у нас хорошие. Османы нас не поддержат, им бы самим разгрестись. А у нас… смотри — в Архангельске на верфях стоят наши корабли.
— Их уже сколько?
— Больше двух десятков. Да, сейчас они ходят во фрахте у купцов, но ведь мы сколько лет этим занимаемся? Успели и команды подобраться, и опыт приобрели, какой‑никакой. Пока вы там были — я специально справки наводила. Так вот, если что — пройти к нужному месту они смогут. Где по рекам, где на волоке — опыт есть. А на кораблях можно многое перевезти.
— Так.
— К тому же на Сечи сейчас Стенька окаянствует…
— И как же?
— Его гетманом выкрикнули взамен Дорошенко. А он собирается присягнуть в верности нашему батюшке. А там и тебе, братик.
— Сестренка, а денег у нас хватит?
— Золото с прииска капает регулярно. Изумруды…
— Еще остались. Я не все раздал, да и привез много.
— Думаешь, отец поскупится?
— Нет, на такое дело — нет.
— А тебе бы как душевно было еще пару побед одержать. Бояре вмиг бы хвосты поджали. Да и… сам понимаешь, военные — это каста.
— Каста… ах да. Помню…
Про Индию Софья тоже рассказывала брату. А что? Знать‑то надо. Англы, вон, вовсю колонизируют до чего доберутся… кстати, надо выяснить, что у нас там с Америкой. И ежели что — помочь индейцам. Как?
Да просто. Грабить и топить английские корабли. Нанимать каперов. Приплачивать пиратам, чтобы делали то, что удобно Софье. Вроде как Одиссея достопамятного капитана Блада в эти времена происходила? Или чуть позже?
Когда ж вы губернаторствовали, сэр Генри Морган?
Софья положила себе всенепременно узнать. Да и с испанцами неплохо бы сдружиться. Хотя… бесперспективно.