Book.

Как в 8-й, так и в 11-й армиях практически не были развернуты армейские тылы. Ввиду близкого размещения от границы подавляющей части складов и баз, большинство из них уже в первые часы войны было потеряно. Так, продовольственные склады № 865, 834, 969 были разрушены. Были уничтожены обозно-вещевые склады № 3, 367, 964, 683 и около 200 вагонов санитарного имущества. На артиллерийских складах № 258 и 259 было оставлено соответственно 520 и 208 вагонов с оружием и боеприпасами [73] . Как результат, войска уже в самом начале военных действий стали испытывать в них острый недостаток. Об этом свидетельствует телеграмма начальника артиллерийского управления фронта генерал-майора П. Белова заместителю наркома обороны маршалу Кулику, отправленная в 6 часов 23 июня: «В результате первого дня боевых действий ощущается острый недостаток следующих видов боеприпасов: 37-мм и 85-мм зенитных выстрелов – материальная часть этих калибров бездействует; 76-мм, 122-мм и 152-мм снарядов; ручных гранат; крупнокалиберных патронов. Прошу вашего приказания о срочной отгрузке» [74] .

В целом двумя сильными ударами противник уже в первые сутки расколол оборону Северо-Западного фронта. Его танковые клинья (4-я и 3-я танковые группы) пробили две глубокие бреши в обороне советских войск: юго-восточнее Тильзита и восточнее Сувалок. Наибольших успехов немецкие войска добились на левом крыле фронта, где переправились через р. Неман южнее Каунаса и продвинулись на 60 км. Соединения фронта, особенно 11-й армии, вынуждены были поспешно и неорганизованно отступать. В этом смысле можно признать правоту начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера, который, подводя итог первого дня войны, отмечал: «Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была, в общем, слабой.

Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным, в результате чего нам всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа)… Русские вынуждены принять бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего наступления» [75] .

В такой обстановке в крайне тяжелом, если не сказать критическом, положении оказался личный состав строительных батальонов, возводивших укрепления на границе. Как отмечал в своих воспоминаниях начальник инженерных войск фронта В.Ф. Зотов: «Строительные батальоны, предназначенные для работ на границе, имели на вооружении по 2–3 десятка винтовок на батальон… Числа 14 июня, докладывая по телефону маршалу Б.М. Шапошникову о ходе оборонительного строительства, я указал, что в условиях обостряющейся обстановки на работах находится до 50 тысяч военных строителей без оружия. В связи с этим я просил дать указания об их вооружении. В ответ на это маршал заметил, что я вмешиваюсь не в свое дело…» [76] Думается, причина в том, что местное население, из которого в основном были сформированы строительные батальоны, в большинстве своем было недовольно насаждаемыми советскими порядками, а потому и считалось неблагонадежным.

Контрудар на шауляйском направлении 23-25 июня 1941 г.

Несмотря на это, с началом войны, когда невооруженная масса людей побежала от границы, решили вооружить и их. Так, в 7 часов 15 минут 22 июня начальник штаба фронта генерал П.С. Кленов направил командующему 8-й армией генералу Собенникову телеграмму следующего содержания: «Сегодня из Риги в Шауляй будет доставлено машинами 10 тысяч английских винтовок и 2 миллиона к ним патронов. Вооружайте стройбаты, оружие давать только безусловно преданным бойцам» [77] . Но в обстановке всеобщей неразберихи и глубоких прорывов немецких войск сделать это не удалось, а вскоре командованию фронта стало и вовсе не до строительных батальонов. И не случайно в одном из политдонесений фронта, адресованном начальнику Главного управления политической пропаганды РККА армейскому комиссару 1-го ранга Л.З. Мехлису, высказывалась просьба: «Очень прошу Вас разрешить вопрос со стройбатами. Это – десятки тысяч людей, причем невооруженных и имеющих неважный вид внешний. Когда же начинается бой, эта масса людей, бросая работу, бредет бесформенным, неудержимым потоком в тыл, оседая по селам и благодаря плохому, неорганизованному снабжению питанием люди в селах, деревнях ходят, выпрашивают хлеб и другие продукты» [78] .

Впрочем, недоверие со стороны советского командования проявлялось не только в отношении строительных батальонов, но и в отношении соединений территориальных корпусов. 22 июня в 9 часов 35 минут в своем донесении народному комиссару обороны генерал-полковник Кузнецов сообщал: «Крупные силы танков и моторизованных частей прорываются на Друскеники. 128-я стрелковая дивизия большею частью окружена, точных сведений о ее состоянии нет.

Ввиду того, что в Ораны стоит 185-я стрелковая дивизия, которая еще не укомплектована нашим составом полностью и является абсолютно ненадежной, 179-я стрелковая дивизия – в Свенцяны также не укомплектована и ненадежна, так же оцениваю 181-ю стрелковую дивизию – Гулбене, 183-я стрелковая дивизия на марше в лагерь Рига, поэтому на своем левом крыле и стыке с Павловым (командующий войсками Западного фронта. – Авт.) создать группировку для ликвидации прорыва не могу. Прошу помочь… 5-я танковая дивизия на восточном берегу р. Неман в районе Алитус будет обеспечивать отход 128-й стрелковой дивизии и прикрывать тыл 11-й армии от литовцев…» [79]

Впрочем, у командования фронта имелись все основания для подобного недоверия. Известный историк В.А. Анфилов в своей книге «Грозное лето 41 года» (М., 1995) приводит воспоминания начальника штаба 29-го территориального стрелкового корпуса П.Н. Тищенко. «Незадолго до моего приезда (он прибыл в штаб корпуса 19 июня 1941 г.), – вспоминает Тищенко, – было арестовано около 300 человек офицерского состава из-за неблагонадежности. Кроме того, по информации особого отдела корпуса, были заготовлены списки на две с лишним тысячи человек сержантского и рядового состава, которые подлежали изъятию из частей корпуса…»