Воздушная битва за Севастополь. 1941-1942 | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Поскольку к тому моменту в Севастополе скопилось множе­ство эскадрилий от различных частей, возникла необходимость в организации единого управления ими. 7 ноября Остряков отдал приказ о создании управлений двух нештатных авиаци­онных групп: сухопутной на базе управления 8-го иап (полков­ник К. И. Юмашев) и морской на базе управления Особой мор­ской авиагруппы ВВС ЧФ (майор И. Г. Нехаев). Это мероприя­тие намного упростило вопросы организации совместной боевой работы самолетов из разных полков, задачи между подразделениями стали распределяться намного оптимальней.

Боевое управление стало осуществляться следующим об­разом: каждый вечер в севастопольском штабе ВВС состав­лялся план боевых действий на сутки, который в части касае­мой доводился до штабов сухопутной и морской групп. В «Ма­териалах по опыту боевой деятельности 6-го гиап за 1941 — 1942 гг.» (8-й иап был преобразован в 6-й гиап приказом от 3.4.1942) указывалось: «Все боевые распоряжения в штаб су­хопутной авиагруппы поступали в виде боевой задачи на день, причем конкретно задача ставилась только истребите­лям и разведчикам и иногда бомбардировщикам, штурмови­кам же с рассвета назначалась 20-минутная готовность к вы­лету». Их вылет производился либо по заявкам Приморской армии, либо по решению самого Острякова, принятому на ос­новании данных воздушной разведки. Более тщательно гото­вились удары по аэродромам противника — для них в штабе ВВС детально разрабатывался план действий, включая меро­приятия по достижению внезапности, состав выделяемых сил, проводился предполетный инструктаж ведущих.

Использование самолетов морской авиагруппы носило бо­лее стабильный характер. Фактически они решали только две за­дачи: вели ближнюю разведку в морском секторе днем и бом­бардировали населенные пункты в районах сосредоточения немецких войск ночью. Гидросамолеты базировались на бухту Матюшенко в Северной бухте, которая была еще ближе рас­положена к линии фронта, чем Херсонесский маяк, и также периодически подвергалась артиллерийскому обстрелу. Из­-за этого большая часть МБР-2 постоянно пребывала в ремонте, а суточное количество их вылетов оставалось незначительным.

Раньше мы уже описывали проблемы, с которыми прихо­дилось сталкиваться нашей авиации при попытке оказать поддержку войскам на линии фронта. Остряков энергично взялся за их решение. Во-первых, он заставил всех команди­ров и заместителей командиров эскадрилий, летавших в ка­честве ведущих групп, тщательно изучить начертание линии фронта и расположение основных наземных ориентиров вдоль линии фронта. Сделать это было не так уж сложно, по­скольку к моменту окончания первого штурма периметр сухо­путной обороны сократился примерно с 46 до 35 километров. Во-вторых, он добился того, чтобы требования летчиков ста­ли выполняться наземными частями. Если в первых распоря­жениях генерала Петрова по Приморской армии вообще не говорилось о действиях авиации, то в ночь на 16 ноября в от­данном войскам СОРа боевом приказе впервые указывалось:

«… 11. ВВС с утра 16/XI-41 штурмовыми и бомбовыми уда­рами подавить подходящие резервы противника в районе Ку­чук-Мускомья, Варнутка и боевые порядки пехоты на рубеже 386,6— «родн», что южнее выс. 440,8.

12. Всем частям для обозначения своего переднего края при действиях нашей авиации выкладывать белые полотнища».

С этого момента авиация СОРа получила возможность оказывать наиболее действенную поддержку наземным вой­скам, нанося удары непосредственно по атакующим цепям противника.

В жестоких оборонительных боях огромное значение име­ла разведка. Только она могла помочь командованию опреде­лить, где противник собирается нанести очередной удар, где следует сосредотачивать резервы. К началу обороны в наших ВВС она находилась на весьма низком уровне. Числившиеся разведчиками гидросамолеты МБР-2 использовать по основ­ному назначению над сушей было равносильно самоубийст­ву — они становились легкой добычей «мессершмиттов». Авиация флота абсолютно не располагала сухопутными ско­ростными разведывательными машинами с фотооборудова­нием, что заставляло использовать для этих нужд обычные истребители. Качество такой разведки напрямую зависело от наблюдательности пилота, умения его правильно идентифи­цировать наземные цели и оказываемого противодействия, а оно, как правило, оказывалось весьма интенсивным. В ре­зультате противнику не раз удавалось наносить внезапные удары на неожиданных направлениях и теснить защитников. Прибывшие резервы пытались восстановить положение, что с учетом прекрасного взаимодействия немцев со своей авиа­цией и артиллерией удавалось довольно редко. В ходе контр­атак советская сторона несла серьезные потери. Такое поло­жение дел становилось нетерпимым и заставило взяться за воздушную разведку всерьез.

Первыми для ее нужд попытались приспособить истреби­тели новых типов, но их было очень мало, к тому же их стара­лись использовать для воздушного боя. В конечном итоге ре­шили так: разведку аэродромов, железнодорожных станций и шоссе в глубине полуострова будут вести обычные Пе-2 визу­альным способом, а разведку позиций противника на тактиче­скую глубину — оснащенные фотоаппаратурой И-16.

«В первых числах декабря, — писал в своих мемуарах К. Д. Де­нисов, — меня вызвал командир полка подполковник К. И. Юма­шев и сказал:

— По моему предложению, утвержденному командующим ВВС, необходимо на двух И-16 установить аэрофотосъемоч­ный аппарат «АФАИ-3» для фотографирования объектов про­тивника. Подберите четыре-пять лучших летчиков, органи­зуйте обучение их пользованию аппаратурой, методам аэрофо­тосъемки и подготовьте к вылетам на разведку до 6 декабря.

— Срок слишком жесткий, — усомнился было я. — Дело­-то ведь для нас совершенно новое.

— На войне специального времени по нашим заявкам про­тивник не выделит, — парировал командир полка. — Здесь кто быстрее отреагирует на изменения обстановки, тот и побе­дит. А что касается новизны, то ведь, когда было нужно, нау­чились вы и ваши подчиненные действовать по наземным целям, как заправские штурмовики. Так что начните с выявления лю­дей, знакомых с аэрофотоаппаратурой у себя, а я узнаю, нет ли таких специалистов в других эскадрильях, в мастерских».

Задание командования было выполнено точно и в срок. Следует подчеркнуть, что все подобные вылеты были сопря­жены с большим риском. Для успешного фотографирования аппаратом «АФАИ-3» высота полета не должна была превы­шать 200 м, причем пилоту приходилось лететь на такой высо­те прямым курсом от 3 до 5 километров параллельно линии фронта в ближайшем тылу противника. При этом самолет подвергался обстрелу из всех видов оружия, исключая разве что пистолеты. Выполнение таких заданий требовало неза­урядного мужества. Один из лучших пилотов-разведчиков 3-й эскадрильи лейтенант Николай Сиков писал во флотской га­зете: «При фотографировании нельзя маневрировать даже тогда, когда самолет получает пробоины. Если появляются истребители противника, съемку следует продолжать, пока они не займут положение для атаки. Только после этого мож­но вступить в бой или скрыться в облачности».

Таким образом, не приходится сомневаться в том, что в результате активной деятельности нового командующего ВВС ЧФ Н. А. Острякова эффективность действий советской авиации заметно выросла, даже несмотря на то, что ее чис­ленный состав заметно сократился.