Но Билл заметил, что у мальчика дрожат губы и на глаза навертываются слезы. Билл приходил в отчаяние от того, что это повторялось из раза в раз. Не только с Никки, но и с некоторыми другими мальчиками.
В голосе Никки слышалось рыдание.
– Я... я не нарочно. Так получается.
Билл обнял мальчика за плечи. Это вышло неуклюже, далеко не с той теплотой, как ему хотелось.
– Не беспокойся, малыш, я найду тебе семью.
Никки вырвался из рук Билла, выражение отчаяния на его лице сменилось злостью.
– Да, конечно, найдете! Мы вам безразличны! Единственная ваша забота – это как бы поскорее выбраться отсюда.
Упрек больно ранил Билла. На мгновение он лишился дара речи. Дело не в том, что мальчик вел себя столь неуважительно. Гораздо важнее то, что это был крик души и что сказанное мальчишкой – правда. Билл действительно не отдавался целиком своей работе. Он работал неплохо, но, конечно, не так хорошо, как следовало бы.
Это потому, что мое место не здесь, я создан для чего-то другого.
Верно. Пусть так. Но он мог бы, по крайней мере, делать все, на что способен. Это его долг перед воспитанниками и перед орденом. Постоянные неудачи Никки не давали Биллу покоя.
– Скажи мне, Никки, а сам ты стараешься?
– Конечно, стараюсь.
Билл сомневался в этом. Не потому ли от Никки каждый раз отказываются, что он намеренно срывает смотрины? По существу, отвергает потенциальных родителей прежде, чем они могут отказаться от него?
Неожиданно для самого себя Билл вдруг сказал:
– Обещаю тебе, Никки, что не уйду отсюда, пока не найду тебе приемных родителей.
Мальчик удивленно взглянул на него.
– Вы вовсе не должны этого делать. Я же сказал, не подумав...
– Но я хочу, чтобы ты немного больше старался расположить к себе. Трудно ожидать, что ты кому-то понравишься, если ты ведешь себя, как Клифтон Уэбб в роли мистера Бельведера.
Никки улыбнулся.
– Но мне нравитсямистер Бельведер.
Билл это знал. "Никки смотрел эту пьесу по меньшей мере раз десять. Он всегда листал «Телепрограмму», чтобы узнать, покажут ли ее на этой неделе. Линн Бельведер – его герой.
– В жизни-то все не так. Никто не хочет жить с десятилетним мальчиком, который знает ответы на все вопросы.
– Но ведь обычно я оказываюсь прав.
– Тем хуже. Знаешь, взрослым тоже иногда хочется быть правыми.
– Ладно, я попробую.
Билл про себя помолил Бога, чтобы никогда не пожалеть об обещании, данном Никки. Но, похоже, он ничем не рисковал. Пока что он никуда не уезжает. Везде, куда он обращался по поводу преподавательской работы, ему отказывали. Видимо, придется пробыть в приюте еще некоторое время.
Зазвонил внутренний телефон. Билл услышал голос сестры Мириам:
– Пришла молодая пара. Они хотели бы посмотреть старые документы об усыновлениях в нашем архиве.
Билл быстро затянул винтик на очках Никки и отослал мальчика из кабинета.
– Я мигом вернусь.
Вот здесь,подумал Джим, пока они ждали в прихожей приюта Святого Франциска, здесь начинается моя биография.
Всякий раз, входя в приют, он ощущал комок в горле. Он многим обязан здешним монахиням и священникам. Они подобрали его, когда он оказался не нужен своим настоящим родителям, и нашли семью, в которой он стал желанным ребенком. Джим обычно подозрительно относился к альтруизму, но не мог не признать, что многим обязан приюту, которому ничего не сумел дать взамен. Очевидно, это имели в виду монахини в школе, говоря о «добрых делах».
Прихожая, продуваемая сквозняком, была такой же убогой, как и остальные помещения приюта. Все здание выглядело достаточно неприглядно – гранитные наружные стены потускнели от времени, с деревянных оконных рам и дверей облупилась краска; резные карнизы и рамы красились и перекрашивались столько раз, что резьба превратилась просто в неровности.
Джима била дрожь не столько от февральского холода, от которого его плохо защищал вельветовый пиджак, сколько от ожидания того, что он сможет наконец вернуться назад, к тому дню, когда его оставили здесь. Во время всех его прежних посещений приюта Святого Франциска этот день в январе 1942 года оставался непреодолимым препятствием, упорно не поддававшимся его атакам. Но сегодня он нашел ключ, возможно, он сумеет открыть эту дверь.
– Это постепенно становится для меня реальностью, – сказал он Кэрол.
– Что именно?
– История с Хэнли.
– А для меня – нет. Я все еще не могу в это поверить.
– Нужно, чтобы прошло время, но для меня откроются все двери Я наконец узнаю о своем происхождении, я чувствую это.
Кэрол озабоченно взглянула на него.
– Надеюсь, усилия не окажутся бесплодными.
– Возможно, я смогу думать о будущем, если перестану оглядываться назад и гадать, что было в прошлом.
В ответ Кэрол лишь улыбнулась и сжала его руку.
Может быть, ему будут лучше удаваться романы, если он найдет ответы на все «почему», теснящиеся в его мозгу.
Например, почему отец подбросил его в приют?
Если доктор Родерик Хэнли действительно его отец, это вполне понятно; старик полагал, что признание внебрачного ребенка повредит его репутации.
Прекрасно. Джим готов с этим смириться.
Но как насчет матери? Она-то почему отказалась от новорожденного? Он был убежден, что она имела для этого серьезные причины, не могла не иметь. Он не станет держать на нее зла, он просто хочет знать.
Разве он хочет чересчур многого?
И еще: ему необходимо выяснить кое-что, касавшееся лично его, кое-что, о чем он никогда не говорил с Кэрол, получить ответы на вопросы о некоторых темных сторонах его души.
Вдруг Кэрол потянула его за рукав.
– Джим, взгляни! Боже, посмотри, кто идет!
Кэрол не поверила своим глазам. Ее поразила привлекательная внешность молодого священника – коротко, как у студента, остриженные густые каштановые волосы, ясные голубые глаза, широкие плечи и стройная фигура, которую не могла, скрыть даже похожая на женское платье сутана. И вдруг она поняла, что знает его.
Билли Райан из Монро!
Увидев его, она с теплотой вспомнила, как впервые обратила внимание на Билли в школе, одиноко стоявшего в углу на танцах, которые устраивала Организация католической молодежи в храме Скорбящей Божьей Матери. Она ощутила отзвук того чувства, которое толкнуло ее, когда был объявлен белый танец – конечно, медленный, – пригласить его танцевать. Она даже вспомнила музыку – чудесную песню «Это было так давно» Пастелсов. Билл оказался застенчив, как никто.