Мне не терпелось приступить к делу.
Наконец Ааз решил, что мы наговорились достаточно, и, пройдя в библиотеку, попросил Харольда показать нам книги, в которых говорилось о заклятиях, наложенных на замок, на графа Жвачника, и о тех магических силах, которые заполняли эту округу.
Но прежде всего следовало разбудить Гленду. Храпящую, пускающую слюни Гленду.
Я, честно говоря, оставил бы ее спать еще пару сотен лет или до тех пор, пока она не умрет во сне от голода. Но Харольд и Ааз в отношении ее имели, очевидно, иные планы, и этими планами они со мной поделиться не соизволили.
– Вы уверены, что она полностью излечилась? – спросил я у нашего хозяина.
– Абсолютно убежден, – ответил Харольд, – магический шнур делает все, что надо.
– А не могли бы мы для пущей уверенности связать ее и на эту ночь? – спросил я.
– Свяжем-свяжем, не волнуйся, – рассмеялся Ааз.
Я следил за тем, как он подошел к Гленде, развязал узел и снял с нее золотой шнур, намотав его себе на руку.
Лично я считал, что Гленда вполне заслужила того, чтобы всю оставшуюся жизнь большую часть каждого месяца быть телкой. Поскольку она в любом случае уже была бессердечной кровопийцей, то почему бы ей не побыть некоторое время в шкуре коровы?
Как только Ааз снял веревку, Гленда сразу проснулась. Издав легкий стон, она ухитрилась принять сидячее положение. Ее щеки покрывала смертельная бледность, а глаза затуманились.
– Что случилось? – спросила она.
– Ты отлично проспала всю ночь, – сказал Ааз.
– И при этом храпела, как лошадь, – добавила Танда.
Я хотел спросить, откуда ей известно, что лошади храпят, но сразу же от этой идеи отказался, решив, что сейчас совсем не время вмешиваться в ее личную жизнь.
Гленда пощупала шею, на которой не осталось ни малейших следов вампирьих укусов. Мне показалось, что она немного удивилась, обнаружив, что при прикосновении шея не болит.
Заметив на руке Ааза золотой шнур, она вздрогнула, подняла глаза:
– Неужели я обречена стать вампиром?
– Вы были обречены, – ответил вместо Ааза Харольд. – Именно с этой целью Убальд и его приятели оставили вас в живых.
– Неужели этот шнур – именно тот предмет, за который я его принимаю? – поинтересовалась она, не сводя глаз с моего учителя.
– Этой ночью в целях безопасности тебе придется им перевязаться, – ответил Ааз, не вдаваясь в пояснения. – Я обещал это своему ученику для спокойствия его души.
– Полагаю, что мне следует всех вас поблагодарить, – сказала она, глядя на волшебную веревку.
– Помоги нам выбраться отсюда, и мы в расчете, – ответил Ааз.
– Сделаю все, что в моих силах, – ответила она, – но прежде всего мне хотелось бы получить стакан воды.
– Теперь я окончательно убедился в вашем исцелении, – с радостной улыбкой произнес Харольд. – Воду я вам сейчас принесу.
Я понятия не имел, почему скромное желание выпить стакан воды означало полное исцеление. Мне это казалось даже несколько глупым. Но спрашивать я, как вы понимаете, не стал. Не исключено, что вампиры воду вообще не употребляют, а пьют только кровь.
Когда Харольд удалился в кухню, Гленда подняла на Ааза исполненный ярости взгляд и спросила:
– Почему ты не загнал мне в сердце осиновый кол, когда имел для этого все возможности?
Меня ее вопрос привел в изумление. Неужели эта неблагодарная злится на то, что мой наставник ее не прикончил?
– Я об этом подумывал, – сказал Ааз, показывая на остро заточенный кол, лежащий на антикварном туалетном столике рядом с ложем Гленды.
Я испытал очередное потрясение.
– Однако по здравом размышлении решил, что ты сможешь нам помочь – сделать то, в чем до сих пор не особенно преуспела.
– Ты же знаешь, что мне придется обвязываться до конца моих дней не только каждое полнолуние, но и каждый раз, когда я прыгаю в иное измерение!
– Знаю, – ответил Ааз ледяным тоном.
Такого презрения в голосе этого изверга мне слышать еще не приходилось.
– И если ты нам не поможешь, – продолжал он, – то клянусь: я оставлю тебя в этом измерении, в самой дикой глуши и без спасительного шнура. И большую часть отведенных тебе лет ты проживешь в облике коровы.
Я с восторгом смотрел на своего наставника – таким величественным мне его видеть не доводилось. Величественным и исполненным жаждой мщения. Мне стало ясно, что он знал о Гленде гораздо больше, чем говорил вслух, и заботился о ней только потому, что она могла оказаться нам полезной.
Ааз сложил веревку в сумку и скрестил руки на груди:
– Если хочешь получить на эту ночь шнур и тем самым спастись, то будешь делать все, что нам надо, – и без фокусов. Ясно?
– Да, – ответила она, обжигая демона яростным взглядом.
У меня же, напротив, никакой ясности не было, но я не стал спрашивать, почему все друг на друга так осерчали.
Плывите по течению.
М. Твен
Даже во время самых великих приключений бывают периоды, когда ничего не происходит. И третья ночь полнолуния оказалась именно таким периодом.
Ааз, Танда и Гленда весь день корпели над старинными книгами и свитками, пытаясь отыскать пути к спасению.
Я сидел и слушал, то и дело впадая в дремоту и просыпаясь каждый раз, как только мой подбородок падал на грудь. Затем я снова пытался вникнуть в их слова. Однако всякое умственное напряжение заканчивалось тем, что я опять засыпал.
Весь этот цикл повторялся снова и снова.
Минут за тридцать до захода солнца Ааз уложил Гленду в кровать и обвязал ее золотым шнуром.
Гленда в тот же миг уснула. Такого действенного снотворного, как эта веревка с золотой нитью, я еще не видел. Вернувшись в Поссилтум, Ааз сможет с ее помощью зашибать немалые деньги. Наш король частенько страдал бессонницей и был готов пожертвовать всем ради того, чтобы уснуть.
Что касается меня, то я вытолкал бы Гленду в коридор, чтобы она до конца своих дней щипала траву, а парень в белой шляпе подбирал за ней навоз золотой лопатой.
Но решал здесь не я, и поэтому Ааз благополучно уложил ее спать.
Минут за двадцать до захода солнца Харольд снова запер библиотеку и отправился в свое жилище, чтобы щипать траву в облике коровы.
Я прекрасно спал всю ночь. Ааз и Танда тоже хорошо выспались, а проснувшись, тут же приступили к чтению.
К тому времени, когда Харольд открыл дверь, предоставив нам возможность вновь увидеть прекрасное солнце, я уже попросту изнемог от скуки.