Мальчуган помотал головой, уши старенькой шапки из странного голубого меха смешно затряслись.
– Вон оно че, целый помначкара? – Морхольд ухмыльнулся. Пацаненок пришелся по душе. Плоть от плоти современного мироустройства: хитрован, умеющий многое и знающий еще больше. И это будучи чуть старше десяти лет. – Хочешь патрон? Мне чего надо? Информацию. Пять патронов?! А хотелка не треснет, малой? Три дам. Один сейчас, два когда придешь с информацией.
– Какой? – глазенки жадно заблестели. – А?
– Какой… – Морхольд быстро припоминал все необходимые детали.
Нахаленок нетерпеливо шмыгнул носом:
– Дяденька, ты не мнись, говори быстрее, а то Коркунов уйдет.
– Кто? – Морхольд кхекнул от удивления. А после ответа лишь улыбнулся чувству юмора какого-то предприимчивого кондитера-торгаша. – Конфеты делает – продает? Вон оно че… Человек меня интересует. Высокий, очень большой, лицо замотано кусками ткани. И очки, такие темные, на кожаной маске. И еще у него с собой должна быть громадная кувалда, наваренная на металлическую трубу, с крюком на конце. Входил или вчера вечером, или сегодня утром.
– Шустрый! – Лепешкин проводил убегающего пацаненка одобрительным взглядом. – А кто это, братишка?
– Если б я знал, кто. – Морхольд поморщился. Спина, совершенно не желающая успокаиваться, напомнила о себе, прострелив от крестца до шеи. – Молот – вот и все, что знаю. Чуть не прибил меня в Отрадном, потом у Тимашево, потом догнал посередке и почти достал у Сока.
– И чего ты ему сделал?
– Дал по тыкве бревном. Не дал бы, не разговаривал бы с тобой.
– Из-за удара бревном он так далеко зашел?
Лепешкин удивленно уставился на Морхольда. Понять его Морхольду было несложно. Он и сам поразился настойчивости своего урода-земляка.
За спиной крайне интеллигентно кашлянули. Лепешкин непонимающе нахмурился, а Морхольд, оглянувшись, увидел странноватого даже для современных реалий человека. Старика. Опустившегося до того состояния, когда замызганное одеяло с какими-то дурными радостными коровами, перетянутое веревкой, смотрелось донельзя на своем месте. И с тем блеском в живых незамутненных глазах, что сразу выдавали человека с высшим образованием.
Дед, еле заметно дергая дряблой кожей под кадыком, по-птичьи смешно перетаптывался на одном месте. И явно хотел что-то сказать. Морхольд кивнул. Возраст он умел уважать. Хотя порой это оказывалось тяжело. Дед обрадованно пододвинулся ближе, обдав непередаваемым ароматом, до которого бомжам, существовавшим до момента, когда треть выживших стали ими же… так вот тем самым бомжам до запаха деда было как до Китая раком.
– Эм, молодые люди, я извиняюсь…
Лепешкин скривился. Морхольд чуть улыбнулся. Интеллигенция такая интеллигенция, никогда не изменится.
– Да какие мы молодые?
Дед заметно возмутился и сунулся вперед, явно желая доказать правоту собственного утверждения. Морхольд успел перехватить Лепешкина, никогда не отличавшегося терпимостью.
– Подожди, Саш. Мы ничего не покупаем, знаете ли. А вот продать можем, смотрите. За просмотр ничего не возьмем.
Морхольд подмигнул озадаченному Лепешкину. Сам-то, не далее чем вчера вечером, подвергался таким же косым взглядам летуна Кликмана из-за синего комбинезона. Мало ли, вдруг и тут первое впечатление обманчиво?
Дед взял протянутый справочник по детским болезням, бережно, как и полагается тому, кто привык уважать книги. Поцокал языком, рассматривая прекрасно сохранившуюся вещь.
– Прекрасно, да-да, боже мой, Госиздат, семьдесят восьмой год, чудесный был год, я тогда только проходил практику, знаете ли.
– Будете брать?
– Нет-нет, не смогу, к сожалению. Вам надо к Славе, да-да, к Славе Бакулину. Вон он, там, видите, книжный развал.
Морхольд посмотрел в указанную сторону. Да, так оно, скорее всего, и есть.
– Спасибо. Пошли, Саш. Что, простите?
Дед, все так же переминаясь с ноги на ногу, явно хотел сказать что-то еще. Судя по задорно блестевшим глазам и смешно-просительному выражению лица, что-то ну о-о-очень важное. Морхольд кивнул, приглашая начать вроде бы закончившийся диалог.
Тот обрадовался и, вцепившись в рукав Морхольда, зачастил:
– Я же не закончил, а говорите, что уже немолоды. Молодости свойственны быстрые и порой необдуманные решения. Подождите, не перебивайте, ваш бородатый товарищ совершенно прав. Мне хотелось бы сказать несколько слов о предмете вашего обсуждения, о мужчине с кувалдой. Случайно услышал, не смог удержаться, простите уж, пожалуйста.
Лепешкин налился кровью, фыркнул:
– Говори дед, мы торопимся!
Морхольд поморщился, ткнул его в бок:
– Да обожди ты, Саша! Я вас внимательно слушаю.
Лепешкин потер бок, покосился на Морхольда, но спорить не стал:
– И я тоже!
– Эм, так вот. Вы совершенно неоправданно считаете, что удар по голове не может спровоцировать что-то подобное. Я не, эм, профильный специалист, но до войны мне приходилось сталкиваться с пациентами, обладавшими явными признаками психических расстройств.
Почему-то Морхольд понял, что ждал чего-то подобного:
– Вы считаете, что меня преследует псих?
– Я считаю, молодой человек, что вас преследует лицо с явным психическим отклонением. Чем еще можно объяснить маниакальное упорство, с которым он идет за вами от самого Отрадного, если правильно понимаю. Так?
– Так.
– Возраста его вы, как понимаю, не знаете?
Лепешкин, явно заскучав, вернул удар в бок, приложив Морхольда под ребра:
– Морх, я пока отойду вон туда, посмотрю тебе куртку.
– Да, сейчас приду.
Дед грустно помотал головой, прямо точь в-точь старый мерин, продаваемый за пару метров от них:
– Вашего товарища явно утомили мои рассуждения, но, понимаете, сложно не пообщаться на подобную тему с человеком, который тебя слушает, и…
– Мой товарищ любит конкретные и прямые действия. А в разговорах предпочитает быстрые вводные и приказы. То есть, вы считаете, что меня преследует психически нездоровый человек, так? Угу… а вы работали в медицинской сфере?
– Да-да! Я даже преподавал в медицинском колледже. Мне, знаете ли, тяжело давались моменты, связанные с самим лечением, но вот теория… теория всегда была моим коньком.
– Слушаю вас еще внимательнее. Только прошу поторопиться. У меня много дел. И в любом случае вот вам аванс, три патрона. Еще три, если вы сможете меня поразить и доказать недоказуемое.
– Искренне благодарю вас, вы себе не представляете, как сейчас тяжело с честными и порядочными людьми. То ли дело раньше… вы не застали прекрасный сетевой трактир «Матрешка»?