Она не может так рисковать. Поэтому она набралась терпения и ждала подходящего момента.
Вдруг Калабати поняла, что они не одни на краю кратера. К ним присоединилась группа мужчин разного возраста, в традиционных гавайских одеждах. Предводимые своим алии, пожилым человеком с прической вождя и в головном уборе из перьев, они приближались к тому месту, где, глядя на огонь, стоял Моки. Алии обратился к нему, и тот обернулся. До нее доносились обрывки традиционной гавайской речи, но смысл сказанного она не смогла разобрать.
Окончив разговор, Моки повернулся и пошел к ней, вниз по склону. Остальные остались у края.
– Бати. – Голос его звучал глухо, на губах блуждала идиотская улыбка, глаза лихорадочно бегали. – Ты видела их? Это последние из исконных гавайцев. Они приплыли сюда из Ниихау в поисках Мауи.
– Они нашли его, – сказала Калабати, – вернее, то, что oт него осталось.
– Я говорю не про остров – они ищут Мауи-бога. Ты же знаешь эту легенду?
– Да, конечно.
Однажды, давным-давно, Мауи, озорной полинезийский полубог, забрался на вершину Халеакалы, обиталища солнца, чтобы выполнить свой сыновний долг. Его мать пожаловалась, что дни слишком коротки и она не успевает готовить, наводить чистоту и просушивать одежду из тапы, и Мауи решил что-то придумать. Как только первый луч солнца достиг вершины, Мауи заарканил его с помощью лассо. Солнце молило его освободить, но Мауи сделал это, лишь когда солнце пообещало удлинить день, замедлив свой ход по небосклону.
– Ниихаусцы говорят: дни стали короче, потому что солнце нарушило свое обещание, и они пришли помочь Мауи, когда он будет снова ловить солнечный луч. Они спрашивают, не видел ли я Мауи.
Калабати посмотрела в ту сторону, где стояли мужчины в убранстве из перьев и с копьями, и почувствовала к ним жалость.
– И что же ты им ответил? – спросила Бати.
– Пока ничего. Я просто не знал, что сказать. Но теперь знаю.
Калабати не понравился его взгляд.
– Я боюсь тебя спрашивать, что ты собираешься им сказать.
Он еще шире улыбнулся:
– Я собираюсь сказать, что я – Мауи.
– Ох, Моки, не надо с ними играть. Ведь и так все идет хуже некуда.
– А кто играет? Я ощущаю внутри у себя какую-то странную силу.Мне кажется, я могу быть Мауи, или по крайней мере его человеческим воплощением. Говорю тебе, Бати, – это не случайно, что я оказался в этом месте именно сейчас. Возможно, мне подают знак.
Калабати схватила его за руку и попыталась увести.
– Моки, нет. Возвращайся домой. Работай над скульптурой, которую ты начал.
– Потом. – Он высвободил руку. – Сначала скажу им, кто я такой.
Она смотрела, как он идет к краю кратера, поворачивается к мужчинам лицом, как бьет себя в грудь и указывает вниз, на пламя, потом вверх, на ночное небо. Гавайцы попятились и стали шептаться. Потом алии подал знак одному из мужчин помоложе, тот шагнул вперед и вонзил в грудь Моки копье.
Калабати закричала.
* * *
Сознание его замутнено, но он по-прежнему контролирует себя.
Расалом растворился. Все его ткани– кости, мозг, внутренние органы, нервы – превратились в жидкость. То, что раньше было Расаломом, теперь покоится в оболочке, подвешенной к втулке колеса с четырьмя спицами – его бывшего тела. Спицы становятся толще, длиннее, каменное чрево расширяется, чтобы вместить его выросшее тело. Теперь это пещера. Она простирается бесконечно далеко вниз, туда, где полыхает холодное пламя. Ледяное мерцание обдает холодом оболочку, в которой растет его тело и рождается новая плоть. Затвердевшие колонны, образующие арку посреди пещеры, служат каналами, по которым с поверхности земли всасываются страх, насилие, боль, муки, насыщающие его, Формирующие его.
Его новая плоть должна быть готова в пятницу, к вечеру.
Но сейчас настало время сделать следующий шаг– лишить их возможности видеть солнце.
Путешественники
Из теленовостей:
"Для тех, кто еще не слышал, сообщаем, что мы с вами стали свидетелями глобального краха рынка ценных бумаг во всем мире. Биржа Никкей развалилась. Повсюду – в Гонконге, Европе, включая Лондон, курсы ценных бумаг находятся в состоянии свободного падения. Нет никаких оснований ожидать, что Нью-йоркская биржа, после открытия торгов сегодня утром, окажется в более благоприятной ситуации. Мы переживаем величайший финансовый катаклизм в истории.
Но с драгоценными металлами положение совершенно иное. В Гонконге в самом начале торгов на золото установилась цена 1251 доллар за унцию и впоследствии резко пошла вверх, превысив все мыслимые пределы. Невиданно высокая цена на серебро – 80 долларов за унцию, – зафиксированная в самом начале, продолжает расти. Похоже, никакая цена на эти металлы не может теперь показаться высокой".
* * *
Манхэттен
Хэнк внезапно проснулся. Его разбудил шум в ванной. Звук бьющегося стекла. Жуки – в основном копьеголовые, бились об окна, стараясь выломать рамы. Они ворвались бы в квартиру и съели Хэнка живьем, если бы не решетка на окнах. Он слышал, как они безуспешно пытались сокрушить железные прутья, а потом улетели прочь в поисках кровавой добычи.
Раньше ни одна ночь не казалась Хэнку долгой. Он клал голову на подушку и не успевал опомниться, как из будильника встроенного в радио, уже гремела по спальне мелодия «Имус по утрам».
Теперь ночи тянулись невыносимо долго. Сначала его, измученного, сморил сон, когда он сложил коробки у двери, и теперь он попытался заснуть снова, с головой укутавшись одеялом. Несколько раз за ночь до него доносились крики из соседних квартир и топот в коридоре. Какая-то женщина барабанила в его дверь, крича, что жуки влетели в коридор, и умоляла впустить ее. Первым побуждением Хэнка было откликнуться на ее просьбу – он уже потянулся было к заслонке, – но затем подумал, что это, возможно, ловушка, что кто-то выследил его, когда он делал запасы, и теперь обманным путем хочет проникнуть в квартиру. Поэтому он замер на месте, зажав ладонями уши и прикусив губу, ожидая, пока женщина уйдет. Внезапно он услышал душераздирающий крик и отнял ладони от ушей. Никто больше не кричал, доносились только мычание и булькающие всхлипы, от которых кровь стыла в жилах, потом что-то стукнуло об пол и наступила тишина.
Потрясенный Хэнк уже собирался ползком добраться до одеяла, когда увидел, что через дверь просачивается кровь и собирается в лужицу у порога. Сдерживая позывы на рвоту, он побежал в ванную.
Чуть позже, очистив желудок, Хэнк сварил себе кофе и включил телевизор, сделав самый тихий звук. Изображение на экране прыгало, но не пропадало совсем. А на этот случай у него был припасен переносной телевизор на батарейках. В передачах не было ничего, кроме выступлений проповедников и новостей, сообщающих об очередных катастрофах.