Суета, давка, выкрики торговцев:
– Купи мыло – вымой рыло!
– Платки для носа без всякого запроса!
– Мочалки! Мочалки! Магазин без крыши, хозяин без прилавка, цены не кусаются!
Магда фотографировала разложенные на клеенках детские книги, трусы, зажигалки, полотенца и нитки бисера. Ей было досадно, что у нее не было кинокамеры, чтобы запечатлеть, как уличные цирюльники за две минуты обривали заросшие подбородки, – такое на фотокарточке не отобразишь.
Вскоре она наткнулась на совсем уж экзотическое зрелище: на веревке развевались разноцветные косы – от иссиня-черных до рыжих и золотистых. Деревенские бабы стригли их и продавали городским модницам на шиньоны.
Маленький беспризорник в рваном треухе подбежал к Магде и протянул ей костлявую, посиневшую от холода ладошку:
– Подайте, Христа ради!
Магда улыбнулась: «Тебя-то мне и надо!» и вытащила из сумки булку с изюмом.
– Возьми!
От удивления мальчишка раззявил рот и, попятившись, сел в снег. Он никогда в жизни не видел такого богатства.
Спрятав булку за пазуху, он пронзительно свистнул, и вскоре вокруг Магды собралась целая стайка детей в невообразимых лохмотьях.
Она принялась раздавать им лакомства, купленные в буфете в «Метрополе». Дети радостно галдели и трогали ее за пальто, а прохожие смотрели на Магду с явным неодобрением. Мужчина в бараньем тулупе подошел к ней и что-то попытался объяснить, но один из беспризорников запустил ему в спину обломком кирпича. Мужчина зло плюнул и пошел своей дорогой.
Магда достала из кармана заранее приготовленную шпаргалку и прочла вслух по-русски:
– Я хочу узнать, как вы живете. Мне надо сфотографировать ваш дом.
Мальчишка в треухе взял Магду за руку.
– Пойдем!
Беспризорники всей оравой двинулись следом.
Они вывели Магду на узкую тропу, ведущую к наполовину разрушенной башне. Под крепостной стеной дворники сваливали сколотый с тротуаров лед, мусор и конские яблоки, и перебравшись через горы отбросов, Магда оказалась перед небольшим зарешеченным лазом в подвал, из которого сочился сизый дым – как из печки.
Девочка лет девяти сняла решетку и первой нырнула во влажную черную дыру. Мальчишка в треухе подтолкнул Магду в спину:
– Ну, давай, иди!
Магда оглянулась на детей: они смотрели на нее и улыбались – щербатые, сопливые и донельзя чумазые. Магда содрогнулась от невыносимой жалости: «Господи, что ждет этих несчастных?»
Согнувшись в три погибели, она протиснулась в пахнущий прелью лаз, но зацепилась за что-то, потеряла равновесие и плашмя упала на битые кирпичи.
5.
«Книга мертвых»
Я выходил с покупками из бывшего Елисеевского магазина, как вдруг мне под ноги бросился беспризорник с костылем. Он упал в снег и принялся орать: «Караул! Детей давят!»
Пока я поднимал инвалида и извинялся, его дружки похватали мои свертки и кинулись врассыпную. А инвалид вдруг поднял костыль, как дубину, и, прихрамывая, пошел на меня:
– Что ты сказал против советской власти?! А ну повтори! Граждане, гляньте на этого буржуя недорезанного – он самого Ленина сволочью обозвал!
Юноша принял меня за нэпмана и подумал, что я испугаюсь и покину поле битвы. Пришлось объяснить ему, что он только что страшно опозорил страну Советов перед иностранным журналистом, и теперь мне придется написать в своей газете, что в СССР трудящимся нет проходу и на них нападают даже малые дети.
Защитник Ленина донельзя смутился.
– Пошли к нам на хазу – мы тебе сейчас все вернем, – пообещал он и повел меня вслед за своими убежавшими дружками.
Он представился как Царь Чума и по дороге рассказал о своем житье-бытье. Родители его спились, а идти в детдом он отказался, потому что там «командуют всякие буржуазные воспиталки».
В прошлом году Царь Чума зарабатывал тем, что лазил по чердакам и воровал сохнущее белье, но однажды его поймали и спустили с лестницы – да так, что он сломал ногу. Кость срослась плохо, и с тех пор Царь Чума не мог обходиться без костыля.
Свою кличку он получил за драчливость и невероятное властолюбие. По его словам, ему подчинялись полтора десятка «смердов», над которыми он был полновластным хозяином. Они участвовали во всех его криминальных затеях и обязаны были каждый день приносить что-то ценное. За это он разрешал им ночевать в подвале под Китайгородской стеной и защищал, если на «смерда» нападала милиция или беспризорники из другой банды.
Одним словом, сегодня я познакомился с малолетним феодалом.
Царь Чума привел меня в подвал, где сидели «смерды». Их берлога была похожа на пещеру первобытных людей: с потолка свешивались изломанные кирпичные зубцы, каменный пол устилала истоптанная солома, а на стенах виднелись похабные рисунки, сделанные сажей. В центре стояла железная печь и большой ящик с надписью «Фрухты» – туда беспризорники складывали добычу.
Царь Чума сдержал свое слово и вернул мои покупки – за исключением того, что уже было съедено. Он также предложил мне свою подругу – чудовищного вида беременную девочку лет двенадцати. Она сидела у печи, накрывшись старой театральной афишей и все нюхала выцветшие коленкоровые незабудки, выдернутые из похоронного венка.
Когда я отказался от девочки, Царь Чума показал мне женскую одежду – явно не советского производства:
– Купи – бабе своей подаришь!
В груде барахла я заметил потертый рыжий чехол от фотокамеры Kodak, и тут до меня дошло, что это вещи Магды Томпсон. Там лежало платье, в котором она была в день нашего знакомства.
Я спросил Царя Чуму, где он взял свой товар, и тот сразу ощетинился: «Не твое дело!» Впрочем, и так было понятно, что он ограбил бедную Магду.
Я решил вернуть ей вещи и предложил сыграть на них в карты. Царь Чума сразу согласился, не подозревая, с каким коварным противником ему предстоит иметь дело. В юности я увлекался карточными фокусами и выучил кое-какие приемы, за которые в казино можно получить канделябром по голове.
Сначала я отыграл Магдину фотокамеру, потом платье, пальто и все остальное.
Наблюдая за нашей битвой, «смерды» пришли в неистовство.
– Лопни мои глаза! Вот так артист!
Поначалу они болели за Царя Чуму, но постепенно их симпатии перешли на мою сторону. Судя по всему, подданные не особо любили своего властелина.
– Он тебя самого разденет! – хохотала беременная девочка.