– Я не понимаю, зачем надо бить арестованных. Мы же не дикари!
– Мы хирурги, и нам без крови не обойтись, – проворчал Алов. – Если никто не будет оперировать общество, оно подохнет от внутренних болезней.
Он остановился и строго посмотрел Гале в глаза.
– Правильно я говорю?
Она поспешно кивнула.
– Да, конечно.
Они вошли в гулкий зал, обитый кафельной плиткой. Все столики уже были заняты, но Алову выделили зарезервированное место – только велели есть побыстрее, пока никто из начальства не пришел.
Через минуту появилась официантка Ульяна.
– Что будете заказывать? У нас сегодня рис и сосиски. А водки и пирожков нет: Особый отдел еще с самого утра расхватал.
Полные губы Ульяны были кроваво-красными, как у вампирши, а в вырезе платья виднелись округлые груди с умопомрачительной ложбинкой.
Алов покосился на Галю: рядом с Ульяной та смотрелась как желтая моль рядом с бабочкой «павлиний глаз». Эх, а ведь совсем недавно и Галя была очень даже ничего… Куда все подевалось?
«Надо подкармливать ее», – подумал Алов и, тяжело вздохнув, заказал двойную порцию сосисок.
Когда Ульяна упорхнула, Галя придвинулась ближе к Алову.
– Слушай, а ты можешь узнать, есть ли у нас дело на одну женщину? Ее зовут Нина Купина.
Алов сразу вспомнил дамочку с фотоаппаратом, которую он встретил во время парада 7 ноября. Сидевшие на трибунах китайцы ее опознали и сказали, что она принадлежала к числу белоэмигрантов из Шанхая. Но тогда все сотрудники ОГПУ были слишком заняты троцкистами, и Алов позабыл о ее существовании.
– А на кой она тебе сдалась? – спросил он Галю.
– Ну, у меня это… соседка знакомой… и ее попросили…
– Чижик, – ласково сказал Алов, – я знаю, когда ты врешь. Кто тебя спрашивал о Нине Купиной?
Галя посмотрела на него исподлобья.
– Он попросил, чтобы я никому не говорила. Тебе ведь совсем нетрудно выяснить…
– Кто «он»?
Как всегда, Галя не смогла долго сопротивляться.
– Меня Клим Рогов попросил узнать… Ты не подумай ничего такого: он дружественный журналист, он всегда объективно освещает… Ну, в общем…
Алов забарабанил пальцами по столу.
Очень интересно: и Рогов, и Купина раньше жили в Шанхае и явно знали друг друга. Что бы это значило?
4.
После обеда Алов отвел Галю к себе в кабинет и велел подождать, пока он сходит в архив.
Вместо этого он отправился в комнату, где сидели сотрудницы, которых он называл «их сиятельства». Все они были бывшими аристократками, знавшими по нескольку языков, и занимались чтением иностранных газет и журналов – чтобы проследить, кто и что пишет о СССР. Алов специально набрал их из числа вдов с детьми, и это были самые ответственные служащие в ОГПУ. Для них безработица означала катастрофу: они были единственными кормилицами семьи и настолько боялись потерять место, что готовы были костьми лечь ради своего начальника.
– Дело Клима Рогова у вас? – спросил Алов у Дианы Михайловны, высокой сорокалетней дамы со старомодным пучком на макушке.
– Мы только что подшили в него вырезку из английской газеты, – отозвалась она. – Вот, посмотрите.
Алов начал читать:
За десять лет революционная гвардия успела постареть, поболеть и заглянуть в глаза смерти – не героической, в бою, а самой обыкновенной, на больничной койке. Юношеская романтика сошла на нет, и большевистские вожди начали лихорадочно предаваться всем соблазнам, которых они были лишены в молодости. А то ведь можно не дождаться призрачного коммунизма и не успеть насладиться жизнью!
У них появились прекрасные молодые жены, шикарно обставленные квартиры, немецкие автомобили, французские вина и тому подобное.
Смешно и грустно отмечать – чего хотели большевики и чем удовлетворились. Они мечтали построить общество всеобщего изобилия, но у них хватило средств только на себя.
Алова поразил не столько тон статьи, сколько нахальство автора – Клим Рогов подписал ее своим именем.
– Он что – совсем ненормальный?
Диана Михайловна пожала полными плечами.
– Наверное, он не думал, что мы прочтем это.
Алов взял папку Клима Рогова: согласно анкете, тот эмигрировал из России задолго до революции, получил американское гражданство и в течение нескольких лет жил в Китае. Пару месяцев назад он вернулся на родину в качестве туриста и устроился на работу в «Юнайтед Пресс» – вот, собственно, и все, что было о нем известно.
Алов поставил на его папку штамп «Недружественный».
Сам того не зная, Клим Рогов ударил его по самому больному месту: Алов помнил себя молодым парнем с горящими глазами – как он презирал бездушных, беспринципных и развратных стариков-чиновников, охочих до сладкой жизни! Именно они были для него «буржуями», которых надо было беспощадно истреблять. А теперь он сам стал таким – если не считать того, что царские столоначальники жили весьма неплохо, а он прозябал в беспросветной бедности.
Алов никогда не показывал чувств перед «их сиятельствами», но перед Галей можно было не стесняться.
– Это что?! – крикнул он с порога и бросил ей в лицо вырезку из газеты. – Почему ты не уследила за Роговым? Как он смог переправить эту статью в Лондон?
Галя тут же начала реветь:
– Я не знаю!
– Не знает она! – передразнил Алов. – Не умеешь работать – нечего даром есть чекистский хлеб! Выясни все: с кем он дружит, куда ходит и что его связывает с Купиной. Поняла?
Галя шмыгнула носом.
– Я попытаюсь. Так у нас есть на нее дело?
– Нет! Все, иди отсюда и без результатов не смей появляться!
Дело на Купину появилось через десять минут: Алов завел новую папку и подшил в нее собственные воспоминания о встрече с Ниной и рапорты китайцев, с которыми она пересекла советскую границу. Пока зацепиться было не за что, но Алов решил держать ухо востро и повнимательней присмотреться к Климу Рогову и его подруге.
5.
«Книга мертвых»
Галя принесла две новости: одну хорошую, а другую плохую. Хорошая – в ОГПУ нет дела на Нину, а плохая – меня зачислили в «недружественные» журналисты.
Галя аж расплакалась от обиды за меня.
– Зачем ты это сделал?! Теперь тебе во всем будут ставить палки в колеса!
Она попыталась выяснить, как я сумел переправить материал за границу, я вспылил и отправил ее домой.
Жалко ее – сил нет! Видно, что она хочет уберечь меня от неприятностей, но ее настырная забота страшно раздражает.