Он видел, как противостоящие силы его судьбы и его воли быстро и непоправимо приближаются к неминуемой точке скрещения, и начал хитрить. Нельзя допустить промаха, сказал он себе. Правильным будет только одно, без выбора, и он должен сделать именно это. Он не сомневался, что они оба узнают его сразу же, а ему остается надеяться, что первой он увидит ее, разве только мужчина не снял красного галстука. И тот факт, что он зависел от этого галстука, казался кульминацией нависающей катастрофы; он почти чуял ее запах, ощущал ее за стуком в висках.
Он выехал на гребень последнего холма. В долине висел дым, и крыши, и один-два шпиля над верхушками деревьев. Он спустился по склону в город, сбавив скорость, снова напоминая себе, что надо соблюдать осторожность, сперва найти, где поставлен цирковой шатер. Теперь он стал хуже видеть и знал, что это катастрофа нашептывает, чтобы он сразу же поискал что-нибудь от головы. На бензоколонке ему сказали, что шатер еще не установлен, но что цирковые вагоны загнаны на запасные пути в конце станции. Он поехал туда.
На путях стояли два пестро раскрашенных пульмана. Прежде чем вылезти, он произвел разведку. Он старался дышать неглубоко, чтобы кровь не так стучала под черепной крышкой. Он вылез и пошел вдоль станционной ограды, не спуская глаз с вагонов. На окнах кое-где висело белье, влажное и мятое, словно его только что постирали. На земле возле ступенек одного из пульманов стояли три парусиновых стула. Но он не замечал никаких признаков жизни, пока к двери не подошел мужчина в грязном фартуке и не выплеснул широким жестом грязную воду из кастрюли – на металлическом брюхе кастрюли блеснуло солнце, и мужчина снова вошел в вагон.
Теперь мне придется перехватить его прежде, чем он успеет предостеречь их, подумал он. Ему не пришло в голову, что, может быть, их вовсе и нет здесь, в вагоне. То, что их здесь нет, что все не решится тем, первым ли он заметит их или они его, противоречило самой сути вещей и шло вразрез со всем ритмом событий. И более того: он должен увидеть их первым, вернуть себе деньги, а тогда, что бы они ни сделали, ему будет все равно, иначе же весь свет узнает, что он, Джейсон Компсон, был обокраден Квентин, своей племянницей, сукой.
Он снова произвел разведку. Потом подошел к вагону, и поднялся по ступенькам быстро и бесшумно, и остановился в дверях. В кухне было темно, пахло прогорклым и кислым. Мужчина, смутный белый мазок, напевал надтреснутым дрожащим тенорком. Старик, подумал он, и пониже меня ростом. Он вошел в вагон, и мужчина обернулся.
– Э-эй! – сказал мужчина, переставая петь.
– Где они? – сказал Джейсон. – Ну, живо. В спальном вагоне?
– Да кто? – сказал мужчина.
– Ты мне не ври, – сказал Джейсон. И слепо двинулся сквозь захламленный полумрак.
– Чего, чего? – сказал мужчина. – Это ты кого вруном обзываешь? – И когда Джейсон схватил его за плечо, он вскрикнул: – Эй, поосторожней!
– Не ври, – сказал Джейсон. – Где они?
– Ну, погоди, сволочь, – сказал мужчина. Его плечо, сжатое пальцами Джейсона, было худым и слабым. Он попытался вырваться, потом повернулся и начал шарить среди посуды на столе позади себя.
– Ну, говори, – сказал Джейсон. – Где они?
– Я тебе скажу, где они, – взвизгнул тот. – Дай только найду секач.
– Потише, – сказал Джейсон, пытаясь его удержать. – Я же только спрашиваю.
– Сволочь, – взвизгнул тот, шаря по столу. Джейсон попытался обхватить его обеими руками, скрутить его слабосильную ярость. Тело под его руками казалось таким старым и хрупким, и все же таким смертоносно нацеленным, что Джейсон впервые четко и пронзительно увидел катастрофу, к которой устремлялся очертя голову.
– Хватит! – сказал он. – Эй! Эй! Погодите, и я уйду.
– Вруном меня называть, – стонал тот. – Пусти. Только пусти, я тебе покажу.
Джейсон дико озирался, не выпуская его. Снаружи теперь было светло и солнечно, стремительно, светло и пусто, и он подумал о том, как люди вскоре с чинной праздничностью пойдут потихоньку домой к воскресному обеду, а он пытается удержать этого смертоносного щуплого старикашку и не смеет выпустить его из своей хватки на то мгновение, которое требуется, чтобы повернуться и выскочить вон.
– Погодите, чтобы я успел выйти? – сказал он. – Погодите?
Но тот продолжал вырываться, и Джейсон высвободил одну руку и стукнул его по голове. Удар был неуклюжим, торопливым и несильным, однако старик сразу обмяк и рухнул на пол, загрохотав по кастрюлям и ведрам. Джейсон стоял над ним, задыхаясь, прислушиваясь. Потом повернулся и бросился вон из вагона. У двери он овладел собой, и спустился уже медленнее, и опять остановился у ступенек. Его дыхание звучало как «ха, ха», и он еще стоял, стараясь утишить его, поглядывая то туда, то сюда, как вдруг обернулся на шорох позади – как раз вовремя, чтобы увидеть, что щуплый старикашка неуклюже и яростно прыгнул из тамбура, занося ржавый топор.
Он попытался ухватить топор, не ощущая толчка, но зная, что падает, думая: вот как это кончится, и он решил, что сейчас умрет, и когда что-то ударило его в затылок, он подумал: как он мог ударить меня с той стороны? Но может быть, он ударил меня уже давно, подумал он. А я только сейчас почувствовал, и он подумал: быстрей. Быстрей. Кончай с этим, и тогда яростное нежелание умирать охватило его, и он забился, слыша, как старик взвизгивает и сыплет проклятия надтреснутым голосом.
Он все еще рвался, когда его поставили на ноги, но его держали крепко, и он перестал.
– Кровь сильно идет? – сказал он. – Из затылка? Идет кровь? – Он говорил это, чувствуя, что его быстро куда-то тащат, и услышал, как жиденький яростный голос старика замирает позади него. – Поглядите мне на голову, – сказал он. – Погодите, я…
– Какое, к черту, погодите, – сказал тот, кто его держал. – Этот чертов шершень вас прикончит. Идите, не останавливайтесь. Ничего с вами не случилось.
– Он меня ударил, – сказал Джейсон. – Кровь идет?
– Да не останавливайтесь же! – Он повел Джейсона вокруг станции на пустой перрон, где стояла грузовая тележка, где жестко росла трава в квадрате из жестких цветов под электрической вывеской: «Не в бровь, а прямо в – Моттсон»; пробел между словами был заполнен человеческим глазом с электрическим зрачком. Он отпустил Джейсона.
– Ну-ка, – сказал он, – уезжайте отсюда и не возвращайтесь. Чего вы хотели? Покончить с собой?
– Я ищу двух людей, – сказал Джейсон. – Я просто спросил у него, где они.
– Кого вы ищете?
– Девушку, – сказал Джейсон. – И мужчину. На нем был красный галстук вчера в Джефферсоне. Из этого цирка. Они меня обворовали.
– А, – сказал тот. – Так это вы, значит? Ну, их тут нет.
– Выходит, так, – сказал Джейсон. Он прислонился к стене, и прижал ладонь к затылку, и посмотрел на нее. – Я думал, идет кровь, – сказал он. – Я думал, он ударил меня топором.
– Ударились затылком о рельс, – сказал тот. – Уезжайте-ка. Их тут нет.