Людмила Георгиевна поняла, что проиграла. Ей как-то не приходило в голову, что у Феликса такие мощные тылы, что у его свадьбы с негритянкой может быть такой размах. А ведь следовало сразу догадаться. Хотя бы по тому, что они сняли именно этот ресторан, по количеству шикарных лимузинов у входа. Откуда у Феликса деньги на «Линкольн Континенталь»? И сразу видно, что не прокатная это колымага с обручальными кольцами и пупсом на радиаторе. «Откуда?» — с тоской спрашивала она себя, уже выходя из ресторана. Как она проглядела? Но делать было нечего, она села в свою собственную машину, вдруг показавшуюся ей отвратительно дешевой, хотя это был совсем не хилый новенький «Авенсис» за тридцать тысяч долларов, и уехала.
А Нина и Феликс вместе поднялись по лестнице. Нина на ходу раскрыла сложенное «книжечкой» приглашение на роскошной, чуть рыхловатой кремовой бумаге с золотым тиснением. Каждое приглашение существовало в единственном экземпляре, имя и отчество были напечатаны, а не вписаны от руки. Она уговорила Никиту на эту экстравагантность ради Юли и Эллы Абрамовны, а его и уговаривать не пришлось: он достал бы ей луну с неба, если бы она попросила.
Она взглянула на оттиснутые золотом имена, и сердце ей сжала боль. Что-то в этом роде она предчувствовала, но все-таки не хотела верить.
Когда они поднялись, оказалось, что музыканты уговаривают Эллу спеть «Summertime». Элла тревожно искала глазами мужа. Увидев его, она сразу успокоилась и согласилась. Нине тоже пришлось остановиться и послушать. Элла пела свежим, сильным, мелодичным голосом, взяла все нужные ноты, справилась со всеми трудными местами. Все бешено зааплодировали.
Потом к роялю подошла Юля и неожиданно для всех сказала:
— Можно, я попробую? То же самое. Только мне пониже.
Они с Мишей быстро нашли нужную тональность, и она запела. Все обомлели. Голос у нее был хриплый, негромкий, чуть грубоватый, но она пела верно, ни разу не сбилась и довела великую песню Гершвина, приобретшую неожиданно трагическое звучание, до конца.
Все ошеломленно замолчали, а потом зааплодировали еще громче.
— Это называется настоящий «диксиленд»! — объявил Миша Портной.
Нина обняла Юлю за талию.
— Я и не знала, что ты умеешь так петь. Что ты раньше молчала?
— Я и сама не знала. Я тебе потом кое-что расскажу, но это пока секрет.
— Ладно, — улыбнулась Нина.
— Отлично! — сказал подошедший к ним Галынин, и Юля вдруг, неожиданно для Нины, смутилась.
— Я чего-то не знаю? — спросила Нина.
— Говорю же, потом расскажу, — шепнула Юля.
Даня между тем уговорил музыкантов сыграть ту самую песню Фрэнка Черчилля из «Белоснежки», под которую в прошлом ноябре начинался весенний показ в ателье Нины Нестеровой. Ансамбль заиграл.
Когда-нибудь придет весна,
Когда-нибудь мой принц придет…
Эта мелодия была знакома всем, каждый хоть раз в жизни видел «Белоснежку и семь гномов». Все пошли танцевать, даже чопорные старшие братья Феликса со своими женами. А Нина улучила момент, чтобы все-таки провести отложенное неприятное объяснение.
— Можно тебя на минуточку? — спросила она свою подругу Тамару. — Мне надо в комнату отдыха, составь мне компанию.
То, что называлось комнатой отдыха, представляло собой роскошное помещение, все затянутое шелками, обставленное мягкими бархатными диванами и креслами, увешанное зеркалами. От прозы жизни — собственно уборных — комнату отдыха отделял целый коридорчик, тянувшийся вдоль одной из стен, обитой шелком, как и все остальные. Единственная дверь была скрыта портьерами.
— Как ты могла? — задала Нина, в сущности, тот же вопрос, что чуть раньше задавала Феликсу его бывшая жена, и протянула раскрытую кремовую «книжечку», где золотом были оттиснуты имена самой Тамары и ее мужа Павла Понизовского.
Тамара густо покраснела, у нее сделалось сердитое, упрямое лицо.
— А что такого?
Нина не хотела приглашать ее на эту свадьбу. Ничего подобного она, конечно, не предвидела, просто всегда знала, что Тамара недолюбливает Юлю. Истинных причин этой неприязни Нина даже предположить не могла. Думала, может, зависть — все-таки Юля была на десять лет моложе, — может, глупая ревность, иногда вспыхивающая между подругами и заставляющая их выяснять, кто из них кому дороже. С Юлиной матерью Тамара вообще никогда не встречалась. Поэтому она просто не получила бы приглашения, если бы не ее муж Павел.
Он сумел избавить «брачующихся», как шутливо называл их Никита, от казенных восторгов официального торжества во Дворце бракосочетаний. В маленькой комнатке им тихо поставили штампы в паспорта, заставили их самих и свидетелей (оба раза это были Нина и Никита) расписаться в регистрационной книге, к чему, собственно, и сводился сам обряд бракосочетания, и вся компания, счастливая и свободная, отправилась в ресторан — отмечать.
Конечно, после этого Павла с женой просто неприлично было бы не пригласить. К тому же Нина знала, как Тамара обожает свадьбы. Она считала свадьбу прекрасным поводом с кем-нибудь повстречаться. Уже год Тамара была замужем, но не упускала возможности познакомиться с кем-нибудь еще. На всякий случай. Про запас.
Теперь она сидела пристыженная, красная, надутая и злая.
— Ты прекрасно знаешь, «что такого», — неумолимо продолжала Нина. — Ты отдала свое приглашение бывшей жене Феликса Ксаверьевича. Она пыталась пройти сюда и устроить сцену. Сорвать нам праздник. Я хочу понять, зачем? Зачем тебе это было нужно?
— Она моя начальница, понимаешь? Даже не моя, она гораздо выше.
— Ты могла бы сказать Павлу, что у тебя проблема.
— А что Павел? Он в МИДе не работает. И потом, мне ее просто жалко стало. Ее все предали: и муж, и сыновья.
— И поэтому она решила устроить скандал. Хорошо, что мне удалось ее выпроводить. Вот сейчас ты сидишь тут, краснеешь, и я очень надеюсь, что тебе стыдно. А если бы она прорвалась, стыдно было бы всем. Прежде всего ее сыновьям. Ты этого добивалась?
— Конечно, нет! — рассердилась Тамара. — Но ее тоже можно понять. Вот тебе было бы приятно, если бы Никита завел роман с какой-то «черной», да еще и жениться бы на ней решил?
Сыновья как-то незаметно отошли на задний план.
— Я так понимаю, тут ключевое слово «черной». — Нина задумчиво вытянула губы трубочкой. — Отвечаю: мне было бы неприятно, если бы Никита завел роман на стороне, а с кем — значения не имеет.
— Да ладно, брось придуриваться.
Тамара была пассивной расисткой. Нина поняла это только теперь. У них раньше как-то не возникало разговоров на эту тему, но сама Тамара всегда четко отделяла себя от «черных», и у нее в голове не укладывалось, что у Нины может быть общего с этой «черномазой», как она мысленно называла Юлю. Ну модель. Ну и пусть себе ходит по подиуму. Домой-то зачем ее приглашать?