Пьер задумчиво почесал подбородок.
— Ты мне так и не объяснила, как связано это собрание тамплиеров с появлением в тысяча триста девятнадцатом году военного поселения с названием Castrum de Serpente.
— Историки, признающие факт этого самого собрания, утверждают, что произошло оно через пять лет после гибели Жака де Моле. Когда было принято решение о роспуске ордена тамплиеров, все его наследие будто бы перешло к «Братству змеи».
— Ты полагаешь?..
Пьер как будто не осмеливался докончить начатую фразу.
— Что я, по-твоему, должна полагать?
— Что нам надо бы наведаться в этот Ла-Серпан.
Маргарет поднялась с неудобного стула, на котором приходилось сидеть посетителям рабочего кабинета журналиста, подскочила к Пьеру, расцеловала его в обе щеки и подмигнула.
— Я уже давно дожидаюсь этого предложения! Когда отправляемся? У нас на все про все не больше суток.
Пьер призадумался.
— Полицию поставим в известность?
— С какой еще стати? Никто не сможет доказать, что я слышала тот разговор.
— Право, не знаю… Годунов предупреждал, что если я соберусь выехать из Парижа, то должен буду сообщить ему об этом.
— Боюсь, если ты так поступишь, то о поездке в Ла-Серпан придется забыть.
— Это означает скрывать информацию от полиции.
— Если нам немного повезет, то Годунов ничего не узнает до тех пор, пока все не завершится.
Пьер ничуть не удивлялся решительности Маргарет. Темперамент этой женщины по временам мешал ей задумываться о последствиях своих поступков. Бланшар понимал, что они вступают на зыбкую, крайне опасную почву, однако его подгоняло расследование, о котором мечтает любой журналист.
Маргарет была права. Если предупредить полицейских, то у них у самих ничего не получится. Пьер взвесил все «pro» и «contra» и пришел к выводу, что раньше ему случалось браться за дела и с куда меньшими шансами на успех. Рискнуть все-таки стоило.
Они въехали в Каркассон, сверились с картой и обнаружили, что шоссе на Лиму идет параллельно течению реки Од. Вокруг них лежала равнина с пышными виноградниками. Повсюду, насколько хватало взгляда, землю заботливо укутывало весеннее зеленое покрывало, что было очень отрадно для двух пассажиров старенького «рено», ощущавших на своих плечах груз многих километров, оставшихся за спиной после восьми часов езды. Пьер и Маргарет вели машину по очереди. Когда один из них засыпал, другой включал радио погромче и продолжал путь.
По радио в эту долгую ночь больше всего говорилось о здоровье Папы. Каждая сводка новостей открывалась очередным сообщением на эту тему. Такие сообщения вот уже несколько месяцев неизменно появлялись во всех средствах массовой информации.
Вначале пресс-центр Ватикана сообщал о легком желудочном недомогании его святейшества, чтобы заглушить нездоровые слухи. Вскоре эту официальную версию уже почти никто не принимал в расчет. «L'Osservatore Romano» предпочитал хранить красноречивое молчание.
В считаные дни слухи расползлись еще шире. Их подкрепило еще и то обстоятельство, что в воскресенье Папа не вышел на балкон, с которого обычно обращался с приветствием к паломникам, собиравшимся на площади Святого Петра.
Через неделю, когда понтифик снова появился на знаменитом балконе, злые языки поутихли. Полчища журналистов охотились за мельчайшими подробностями в поисках зацепки, указания на реальное состояние здоровья Папы, однако ничего необычного им обнаружить не удалось. Впрочем, кое-кто поспешил заявить, что выглядел святой отец не лучшим образом.
Ватиканские средства массовой информации попытались закрыть эту тему. Они сообщили, что его святейшество справился с недомоганием, и это подействовало. Солидные информационные агентства довольно долго не касались этого вопроса.
Тревогу они начали бить еще через три недели, когда Папу срочно доставили в клинику Гемелли. Ватиканское радио и «L'Osservatore Romano» [16] выступили с заявлением, в котором сообщалось, что речь идет о плановом осмотре, необходимость которого вызвана недавним недомоганием, однако сейчас проблем не наблюдается. Состояние здоровья его святейшества было признано удовлетворительным.
Все-таки эти слухи, измышления и срочные сообщения наводили католиков всего мира на одну-единственную мысль. Преклонный возраст Папы и очевидный упадок его сил говорили о том, что этому понтификату скоро придет конец.
По мере приближения к Лиму пейзаж постепенно становился все более разнообразным. Справа от дороги начали подниматься холмы, чем дальше — тем выше. Слева продолжалась равнина, но и на ней время от времени стали появляться отдельные возвышенности.
За триста метров до въезда в Але-ле-Бен Пьер и Маргарет увидели первый указатель на Ла-Серпан. Они переехали железнодорожные пути и свернули направо.
В этот момент путешественников больше всего заботили две вещи. Это было молчание Габриэля д'Онненкура, который не отозвался уже на полдюжины звонков Пьера, и опасение за то, что в маленьком поселке их сможет узнать кто-нибудь из членов «Братства змеи».
— Почему же д'Онненкур не снимает трубку?
Пьеру пришлось резко вывернуть руль. Дорога поворачивала на сто восемьдесят градусов. Он не успел сбавить скорость, и раздался противный визг покрышек.
Маргарет уперлась руками перед собой, но разворот оказался столь резким, что ее бросило влево, и Пьер еле-еле удержал управление автомобилем. Ему удалось выровняться, лишь выехав на встречную полосу. По счастью, там никого не было. Еще через сто метров он затормозил и тяжело отдышался после опасного маневра, ощущая прилив адреналина в крови.
— Марго, ты в порядке?
Шотландка не отвечала. Она сидела неподвижно, уставившись в одну точку.
— Что с тобой? — с тревогой спросил Пьер.
— Все хорошо, — произнесла она пустым голосом. С Маргарет явно что-то случилось. Лицо ее вдруг приобрело белизну того самого пенистого вина, которым были знамениты эти края.
Не говоря ни слова, женщина указала на каменное сооружение, торчавшее в нескольких метрах впереди. Пьер не успел его заметить, сосредоточившись на управлении автомобилем.
— Ты видишь то же, что и я? — дрожащим голосом спросила Маргарет.
— Это?.. Да ведь это же змея!
Пьер выключил мотор, поставил машину на ручной тормоз и помог подруге выбраться на обочину.
— Давай-ка посмотрим поближе.
Они приближались к камням осторожно, точно предчувствуя опасность. Диковинное изображение не оставляло места для сомнений. На древнем каменном кресте извивалась змея. Время и непогода несколько стерли ее очертания, однако это была именно змея.