– И что ты собираешься делать? Раздеть меня и позвать на помощь?

– Просто у меня никогда не было любимого человека, – ответил парнишка невпопад.

– Иди-ка за стол, поешь салата. А то придется заниматься оральным сексом с унитазом. – Георгий взял его за плечи, развернул и подтолкнул к двери, ощущая ладонью хрупкость его тощих лопаток и выступающих позвонков.

Почему-то он подумал что, наверное, в дальних теплых странах Игорь теперь неузнаваемо изменился. Вероятно, возмужал, раздался вширь… Или же мышцы его бедер и плеч иссохли до прозрачной, угловатой худобы? Смог ли он уберечься от смертельной болезни? Каким стало лицо – ожесточенным, равнодушным? Покажется ли знакомым новый голос – возможно, огрубевший, утративший нежность? Георгий на секунду закрыл глаза и явственно различил в воздухе запах августовских яблок.

За столом в беседке пили и закусывали. Марина, подруга хозяина, выводила протяжно украинскую песню, Василевский бережно подтягивал. Саша, обняв двух девиц, покачивал в такт головой – Георгий со щемящим чувством вдруг увидел мешочки под его глазами, глубокие залысины на лбу.

Леша сел за дальний край стола, и девушки тотчас засуетились, нагружая его тарелку картошкой, солеными помидорами, кусками подтаявшего холодца.

Марина закончила песню дрожащим в воздухе долгим звуком, наступила тишина. И тут же Владлен продолжил начатый в отсутствие Георгия разговор.

– Вот бриться теперь совсем не умеют. Вы ребята тоже, наверное, застали, когда еще в парикмахерских брили опасной бритвой. Помню, сначала массаж щек, горячее полотенце налицо, помазок из колонка, одеколон с резиновой грушей… целый ритуал! Такое правильное мужское занятие, элегантное. А сейчас пшикнул пеной из баллона, счистил станком… все второпях. А в армии как брились! На два раза, потом салфетку на щеки… Жизнь имела совершенно иной смысл.

– А ты где служил, Владлен? – спросил Георгий, уже зная ответ на свой вопрос.

– В охране, в ИТК. Я не скрываю, чего тут стесняться? Там жизнь по-новому учишься видеть. Разные были люди – и ОПГ, и убийства с отягчающими. И что подметил: чем серьезнее статья, тем интереснее собеседник…

– Точно, такие есть Шахерезады, заслушаешься, – согласился Марков. – Но лучше уж я со скучными побеседую, только на воле.

– А я любил с людьми поговорить. Когда беседуешь душевно, без давления, человек иногда такое сболтнет, чего и сам не ожидал…

– Плавали, знаем ваши методы, – хмыкнул Саша, снимая с усов размокший в рассоле укроп.

– А я читал одну статью про сталинские репрессии в НКВД, – заявил вдруг пунцовый от водки и смущения Леша. – Там было написано, что геев сажали на железный бак с крысами, а под бак ставили электроплитку… и держали человека, пока крысы его ели.

– Фу! Ужасно! Приятного аппетита! – всполошились девушки, как спугнутые птицы.

Хозяин дома усмехался. Их взгляды встретились, и в эту минуту Георгий Максимович отчетливо понял, что Василевскому нужны не их с Марковым умения и навыки, не совместные проекты и не помощь в финансовых аферах, а только он, Георгий Измайлов, который почему-то интересовал Владлена или его хозяев.

Нарушая паузу, Марина снова негромко запела. Ее чувственный голос, на низких нотах чуть надтреснутый, словно искаженный граммофонной пластинкой, звучал тепло и страстно: «Не говорите мне о нем, не говорите мне о нем…»

– Хорошо, – то ли спросил, что ли доверительно признался Василевский и потянулся к Георгию наполненной рюмкой.

– Хорошо! – присоединился Марков. – За гостеприимного хозяина! И за хозяйку…

Георгий увидел, как Леша тоже наливает себе водки прямо в стакан из-под сока, и нахмурился, показав ему глазами: «Больше не пей». Тот послушно отставил бутылку в сторону.

– Ребята, мы ведь живем не для того, чтоб просто деньги зарабатывать, – откровенничал Василевский. – Конечно, это нужно для семьи, для близких. Для Маринки, для карапуза этого… Но живем-то мы, по большому счету, чтоб разобраться в устройстве мира. А в этой сфере рациональные решения не являются понятийно верными. За что я оценил тебя, Саша, и тебя, Георгий, дорогой. Вы, ребята, что-то знаете про жизнь. Не мозгами знаете, а сердцем…

– Выпьем за сердечные дела, – предложил Марков.

Георгий тоже поднял рюмку и подумал, что не верит ни одному слову Василевского, хотя почти во всем соглашается с ним.

Далеко за полночь, когда гладковолосая Марина и верный Константин повели в пристройку подвыпивших подружек, а Марков отправился куда-то за баню с одной из девиц, Владлен с Георгием оказались на террасе.

– Вербовать будешь? – спросил Георгий.

– Будем, – кивнул с улыбкой Василевский.

– Маузер просить? Или наган?

– А это по выбору, – хохотнул Владлен. – Можно и наган… можно и что-нибудь поважнее.

– Например?

– А ты сам подумай, что для тебя главнее в жизни? Вот это и проси.

– Этого ты мне не можешь дать.

– А чем черт не шутит?

Похлопав Георгия по плечу, он сбежал по ступенькам крыльца и направился в сторону пристройки, откуда его звала Марина.

Леша поджидал его у лестницы, ведущей на второй этаж.

– А у тебя что, маузер или наган? – спросил Георгий.

– Я оружием не очень интересуюсь, – проговорил тот. – Только в переносном смысле, как фигура речи.

– Так чего ты хочешь?

– Ничего, – ответил Леша и принял картинную позу, опершись худыми руками о перила, снова изображая кинозвезду, порочное дитя с невинным взглядом. – Я думал, это вы чего-то хотите от меня. Например, найти формы взаимодействия.

– Ты как на приеме у венеролога изъясняешься.

Леша рассмеялся, и Георгий поймал себя на том, что вновь жадно ловит в его чертах сходство с тем, кого давно пора было забыть.

Царица эльфов

Анитра, всей плотью ты Евина дочка!

И раз я мужчина, магнит тебе дан.

Генрих Ибсен

Наутро после их с Борисом ссоры погода на побережье испортилась – со стороны океана надвинулись тучи, ветер захлопал парусиной торговых палаток, растрепал озябшие пальмы у входа в соседний отель. За завтраком Борис, тоже хмурый и неприветливый, отсылал кому-то сообщения, два раза выходил из-за стола, чтобы ответить на телефонный звонок. Разговаривая, он расхаживал по гостиничному холлу, поглядывая на Игоря сквозь стеклянную дверь ресторана, а когда они поднялись в номер, вдруг сел на постель, обхватил руками голову.

– Чего не спросишь, кто мне звонил?

– Это твои дела.

– Хочешь сказать, тебе мои проблемы до лампочки? – Борис тяжело, укоризненно вздохнул. – А новости-то дюже поганые. Похоже, влип я по полной, и взад по своей доброте.