Было понятно, что врач не слишком верит в нападение уличных хулиганов. Поймав его неприязненный взгляд, Георгий вдруг сообразил, что синяки на теле и разбитую голову Игоря эскулап вполне мог приписать гневливости старшего друга, которому младший то и дело доставляет поводы для ревности.
Игорь слушал наставления, опустив ресницы, на щеках его играл румянец, и Георгий явственно представил, как толстые пальцы врача становятся все смелее, ощупывают, лезут, проникают в потайные закоулки мальчишеского тела.
Когда вышли в коридор, тяжеловесно съязвил, сам не зная, где взял это нелепое сравнение:
– Роль ледяной девы явно не в твоем репертуаре.
Но тут же безоговорочно понял, что бредит, что краска на бледном лице вызвана радостью встречи, что отравлять эту минуту глупо и стыдно. Вспомнил, как два года назад забирал его, тоже коротко стриженного, сосредоточенного на своих каких-то мыслях, из клиники под Петербургом. Только теперь тот заметно прихрамывал, словно Коваль поставил на нем свое клеймо.
– Что? – переспросил Игорь.
– Просто вспомнил Байрона – тоже был бледный, загадочный и хромал… Как ты себя чувствуешь?
Игорь пожал плечами.
– Нормально, если не считать, что ночью какая-то жирная гусеница поселилась в моей голове и сожрала весь мозг.
– Значит, надо пополнить запасы протеина.
– Можно сказать, чего я хочу? – спросил Игорь, открывая дверь машины. – Поесть у китайцев, рядом с вокзалом. Тебе, наверное, не понравится, но там правда вкусно.
– Почему бы нет? Показывай дорогу.
Сомнительного вида ресторанчик, куда захотел поехать Игорь, был, очевидно, средоточием каких-то важных для него воспоминаний, но Георгий твердо решил не заводить разговоров о прошлом и как можно реже упоминать имя Коваля, чтобы не чувствовать присутствие третьего за столом. Им принесли полные тарелки коричневого риса с проросшими зернами, блюдо мясистых креветок и мелких жареных кальмаров, графин сливового вина.
Глядя, как Игорь ловко управляется с палочками для еды, Георгий подумал, как мало знает сидящего перед ним молодого мужчину, мысли и чувства которого когда-то были полностью ему открыты. Приторный вкус вина заставил его вспомнить другого юношу, который не понимал значения слова «сладострастие», путая его с любовью к шоколаду и кремовым пирожным. На дисплее телефона отображались двадцать два пропущенных звонка от Лехи.
– Что ты делал сегодня? – спросил Игорь.
– В первый раз за все это время выбрался на пляж. Здесь неподалеку.
– Здесь пляжи плохие, надо было ехать в Монделло. Можно завтра, если хочешь.
– Завтра я договорился встретиться с Меликяном, обсудить твои дела. Надо подумать, что ты расскажешь следователям про этого Бориса и компанию.
– Я уже виделся с Меликяном, – ответил Игорь. – Он приходил.
– Он что, нашел тебя в больнице?
– Нет, я сам позвонил.
Георгий почувствовал себя по-дурацки, он снова представил толстые пальцы врача.
– Зачем?
– Сказал ему, что в библиотеке есть второй сейф. Просто интересно, что они будут делать. А потом позвонил нашей переводчице, она тоже приходила, вместе со следователем. Я рассказал… Ну, как мне угрожали и все такое.
– Почему не посоветовался со мной? Ты понимаешь, что все это может плохо закончиться?
– Все уже сто раз могло плохо закончиться, – ответил Игорь, и Георгий подумал, что на это нечего возразить.
То, что Игорь, по его словам, сообщил следователям, отвечало планам Василевского, и все же Георгий ощущал досаду на него за рискованную самостоятельность и на себя за то, что никак не мог найти в разговоре с ним правильный тон. Он то вспоминал предостережения Маргариты, то мысленно возвращался к сцене, которую застал в кабинете врача. Воображение наделяло случайный эпизод все новыми подробностями, и наконец от долго сдерживаемого возбуждения он почувствовал, как сводит мышцы спины.
Уже в гостинице, поднимаясь в номер, Георгий взглянул на телефон. Три новых пропущенных звонка от ходячего недоразумения по имени Леша повернули его досаду в новое русло. Он хотел прижать к себе Игоря, почувствовать его запах и вкус, но тот спросил будничным тоном:
– Я пойду в душ?
– Конечно, – ответил Георгий и тут же, при нем, набрал петербургский номер.
– Что ты не отвечаешь?! – закричал в трубку Леха. – Я психую, думал, с тобой что-то случилось, собрался уже брать билет, выезжать тебя спасать!
– Я был занят. Кажется, мы договорились, что я сам позвоню…
– Понятно, чем ты там занят! – воскликнул Леха с драматическим пафосом. – Мне все про него рассказали, он заядлый авантюрист! Он очень опасный человек! Ты должен немедленно все это прекратить, иначе доведешь себя до паранойи!
Пронзительный голос звенел в ухе. Игорь, видимо, слышал каждое слово, но продолжал спокойно раздеваться, и в эту секунду Георгий почти уверился, что тот успел переспать и с врачом, и с Меликяном, и с похожим на марабу Азарием Слезником, который в девяностые познакомил Коваля с кремлевскими любителями балетных фуэте, а потом с ним на пару вывозил алмазы с разоренных месторождений.
– Я же красивее его! И намного моложе! – восклицал в отчаянии Леха. – Чем я хуже?! Если ты не ценишь себя, это не значит, что можно не ценить настоящую любовь! У меня одухотворенный внутренний мир! А он просто использует других людей в своих корыстных целях!
– У тебя какая-то каша в голове, я не понял ни слова. Завтра позвоню, – сказал Георгий и выключил трубку.
Игорь стоял перед ним голый и смотрел болотными глазами из-под ресниц. Георгий протянул руку и погладил пожелтевший синяк на его животе.
– Сильно болит?
– Нет почти. Поцелуй меня.
Георгий обнял его, чувствуя, как земля уходит из-под ног, и тоже начал раздеваться, дергая пуговицы, путаясь в рукавах рубашки. Игорь опустился на колени и расстегнул ремень на его брюках. Сосредоточенный, как олимпиец перед спортивным снарядом, он коснулся его плоти приоткрытыми губами, целиком принял ее в себя, и дальше началось нечто столь фантастически приятное, что Георгий забыл и Лешу, и Василевского, и собственное имя. Стиснув веки, он с дрожью погрузился в какое-то ведьмино варево, горячее и шевелящееся тысячами языков. Со стоном наслаждения он начал подниматься над гостиничным полом, словно буддийский монах.
– Стой, стой, – сказал он, отталкивая Игоря. – Ты просто фея Моргана. Но столь стремительное просветление не входит в мои планы.
– Тогда основное блюдо, – хмыкнул тот и улегся на край постели.
Георгий вошел в него осторожно, стараясь не причинить боли, и начал двигаться, чувствуя одновременно счастье и необъяснимую печаль. Все это было похоже на занятие алхимией, только огонь горел внутри. Движения Игоря были сладостно-нежными, а стоны – развратными, как у тайского мальчишки-трансвестита, но запрокинутое лицо с закушенной губой, с вылепленными золотистым светом скулами хранило печать каких-то тайных знаний, как маска бога. Георгий снова представил его с врачом и тут же устыдился этой фантазии, тело его свело судорогой от новой попытки сдержаться, он прошептал: