Уняв обильное кровотечение, Сергей Федорович обработал свои руки спиртом, после чего по очереди промыл раны отваром из трав, которые купил у местной травницы, и наложил швы. Уже закончив с перевязкой, он предложил господам Мартынову и Волынскому отправиться в город и, посетив подворье вдовы Охримовой, направить сюда слугу Весниных Севастьяна с экипажем.
– Вы странный человек, Сергей Григорьевич, – устраиваясь поудобнее под деревом, куда его перенесли, произнес Лермонтов.
– А уж вы какой странный, Михаил Юрьевич, я просто диву даюсь.
– Я вас еще не простил.
– А я и не нуждаюсь в вашем прощении. Я сказал то, что должен был сказать и что считаю верным, а там дуйтесь на меня хоть до скончания века.
– И судя по тому, что остались тут со мной, вы имеете еще что-то мне поведать.
– Имею. Я хочу дать вам совет, прекращайте выставлять себя в негативном свете, изливать желчь на окружающих и донимать тех, кто вас любит. Ведь в вас должно быть немало хорошего, если тот же Мартынов дорожит дружбой с вами и готов прийти вам на выручку. Однако вы платите ему тем, что, когда рядом не оказывается меня, ваши колкости сыплются на него. А его юношеское прозвище Мартышка… Детство и юношество остались позади, вы взрослые люди, и то, что раньше казалось безобидным и нормальным, сегодня может ранить больнее стали. Ранить настолько сильно, что любящее вас сердце наполнится ненавистью к вам.
– Не слишком ли вы молоды для подобных советов?
– Необязательно быть убеленным сединой стариком, чтобы говорить умные вещи. Вам же это удается в ваших стихах и прозе. А вы не намного старше меня. Если вам доставляет удовольствие быть той язвой, какой вы являетесь сейчас, то хотя бы не донимайте своих друзей, ведь их у вас не так уж и много.
– Зачем вы меня вынудили вызвать вас на поединок? – вдруг поинтересовался Лермонтов.
– Чтобы вправить вам мозги. Если мне это не удалось, то вы повторите судьбу Пушкина. Уйти из жизни на высокой ноте, конечно, заманчиво, но если вы проживете подольше, то сможете куда сильнее попортить кровь столь нелюбимому вами свету, испортите настроение светским щеголям и львицам. Ну и мимоходом одарите русскую литературу несколькими шедеврами, что не говори, а у вас это отлично получается.
– Странно слышать это от вас.
– Отчего же. Намекаете на мои слова о плагиате? Полноте. Если пушкинская Полтава подвигла вас на Бородино, то вместо одной прекрасной поэмы мы имеем не менее прекрасное стихотворение. И так далее. Хм. Михаил Юрьевич, я хотел у вас поинтересоваться, как вы относитесь к Арине Ивановне? – вдруг переключился на совершенно другую тему Сергей.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете что. Если вы питаете в отношении ее какие-то серьезные планы, то так тому и быть. Если же захотите с ней просто поиграть и выбросить, как сломанную игрушку…
– То что?
– Я убью вас. Не будет никакой дуэли, обвинений и разбирательств. Если вы ее обидите, то я вас просто прикончу. Но если у вас серьезные намерения, я молча отойду в сторону.
– А если она любит вас?
– Я реалист. Против вас у меня нет никаких шансов. Здесь я могу быть только на вторых ролях.
– А мне будет позволено хотя бы разобраться в себе? – ухмыльнувшись, полюбопытствовал Лермонтов.
– Да разбирайтесь хоть до второго пришествия, я прошу только об одном, чтобы вы не нанесли ей обиду. Ну вот, а я о чем говорил, – поднимаясь на ноги и рассматривая приближающийся экипаж, произнес Шейранов.
– Что там?
– Экипаж Весниных, и Арина Ивановна собственной персоной спешит на помощь своему возлюбленному. И судя по всему, это не я.
– Батюшка! Господи, не может быть! – Арина, по обыкновению, прикрыла ладошками рот, рассматривая невероятную картину.
А удивляться было чему. Уже давно она не видела, чтобы отец свободно ходил, а последние полтора года его и вовсе носили слуги. А тут пусть и с тростью, но мужчина сам покинул экипаж и, чувствуя себя довольно бодро, даже изобразил пару танцевальных движений. Да что там, он едва не пошел вприсядку. Хм. Нет. Это, конечно же, перебор! Ни о чем подобном не могло быть и речи, но нечто похожее, полуприсев, он изобразил. А уж если вспомнить, в каком состоянии он сюда приехал, то картина была по-настоящему невероятной.
– Принимай, дочка, – с апломбом заявил он, становясь в горделивую позу.
Но только при этом он показывал на экипаж, из которого, качая головой, словно наблюдая за шалостью детей, появилась Виктория Сергеевна. А вот она обошлась без помощи подручных средств в виде трости и двигалась довольно свободно. Правда, все же не удержалась и изобразила книксен. Ну а что такого, нормальная любящая пара, как говорится: муж и жена – одна сатана.
– Здравствуйте, Сергей Григорьевич! – воскликнул Веснин. – Хочу вас поблагодарить. Это просто чудо какое-то. Места там преотвратные, но каков эффект от вод… Признаться, я не верил, когда ехал туда. Правда, боли сохранились, но они не идут ни в какое сравнение с тем, что было.
– Это нормально, Иван Петрович, – заверил Шейранов. – Месяц, много – два, и вы ощутите более серьезное облегчение, если боли не пройдут вовсе. Но, признаться, данное лечение нужно закреплять и еще хотя бы три года кряду приезжать сюда.
– Думаете?
– В вашем случае даже уверен.
Вечером этого дня был праздничный ужин, за которым отец семейства вдруг обнаружил, что между назначенным им опекуном и его подопечной, в смысле, Ариной, пробежала какая-то кошка. Причем явно упитанная и иссиня-черная.
Оказалось, что накануне возвращения четы Весниных в этом благословенном уголке, коим является Пятигорск, произошла дуэль, одним из участников которой был господин Темляков. Правда, ее выдавали за дружеское состязание во владении клинками, что привело к несчастному случаю. Но шила в мешке не утаишь.
Иван Петрович потребовал подробностей и получил самый обстоятельный и совершенно предвзятый отчет из уст дочери. Девушка, ничуть не таясь, изливала скопившуюся желчь на голову несчастного Темлякова, который едва не выл от поселившейся в его душе тоски. Шейранов реагировал на это вполне спокойно, уговаривая своего подопечного не отчаиваться. В конце концов, еще не вечер.
– Нда. Дела-а. А знаете, я рад, что нашелся хоть кто-то, поучивший этого наглого задиру уму-разуму.
– Батюшка… – возмутилась девушка.
– Ариночка, тебе застят взор его популярность и талант. Но наличие последнего, а талант у него присутствует бесспорно, не делает поэта достойным молодым человеком. Уже одно то, что он сломал судьбу юной девушки, выставляет его в моих глазах бесчестным. Вспомни мои слова, дорогая, когда у тебя самой будет дочь.
В последующие несколько дней отношение Арины к Сергею Григорьевичу каким-то странным образом переменилось. Она перестала его избегать и начала с ним разговаривать, а не через силу перебрасываться парой фраз. Странность ее поведения открылась, когда Сергей навестил раненого поэта, чтобы выяснить, как дела с его здоровьем.