Более трёх недель Даэман и его команда размечали и перепроверяли GPS [85] – координаты улиц, площадей и перекрестков древнего города с точностью до дюйма, составляя карту площадок, удобных для свободного факса и приземления шершней.
Затем подождали до августа, до еврейского праздника под названием Девятое ава. Даэман с добровольцами факсовали в город через десять минут после захода солнца, когда луч особенно ярко горел.
Иерусалим представлял собой совершенно уникальное место, поскольку, если верить показаниям системы обзора и воздушной разведки «Королевы Мэб», был населён как войниксами, так и калибано. В Старом Городе, который и стал нынешней целью вылазки, серые твари наводнили улицы и здания к северу и северо-западу от Храмовой горы, что приблизительно соответствовало древним христианскому и мусульманскому кварталам, а калибано заняли районы к юго-западу от мечети Скалы и мечети Аль-Акса, некогда известные как еврейский и армянский кварталы.
Судя по снимкам (в том числе и радарным) со спутников-шпионов, в Иерусалиме кишело около двадцати тысяч врагов с той и другой стороны.
– Их только сто против одного. – Греоджи презрительно пожал плечами. – Бывало и похуже.
Люди возникли беззвучно, едва поколебав воздух. Даэман и его команда факсовали на узкую площадь перед «Котэлем»… перед Западной стеной. Блеклого света ещё хватало для зрения, но Даэман решил включить ещё и тепловидение с высокочувствительным радаром. По его оценкам, на улицах, на стенах и крышах западнее площади расхаживали, спали, стояли и толпились около пятисот калибано.
За считанные секунды командиры десяти групп доложили о своём прибытии.
– Ведём одиночный огонь, – сказал сын Марины.
Энергетическое оружие запрограммировали только на уничтожение живой материи, что несказанно обрадовало мужчину, стрелявшего и наблюдавшего, как валятся наземь или разлетаются на тысячи кусков калибано с длинными когтями. Ведь люди не собирались уничтожать город ради его спасения.
Старый Иерусалим превратился в некий водоворот из голубых вспышек, воплей калибано, радиовыкриков и взрываемой плоти.
Команда Даэмана палила по каждой попавшейся на глаза подвижной цели, когда хронометры показали: настала пора появиться шершням. Кузен Ады активировал струйный ранец, легко взмыл до уровня Храмовой горы – в одиночку, не время толпиться в воздухе – и увидел, как примчались, сели, освободились от пассажиров и груза и вновь со свистом умчались первые два судна. Полминуты спустя прилетела вторая пара. Мужчины и женщины рассыпались по камням с тяжёлым оружием на треногах и струйных блоках. Последние шершни словно ветром сдуло.
– Храмовая гора оцеплена, – сообщил по радио сын Марины, обращаясь к вожакам остальных отрядов. – Как будете готовы, взлетайте. Только не приближайтесь к нашим линиям огня.
– Даэман? – заговорил Элиан со своей позиции над Баб-аль-Назир в древнем мусульманском квартале. – По Виа Долороза на вас надвигается масса войниксов, а с востока, по улице царя Давида, – калибано, отдельными группами. – Спасибо, Элиан. Подпустите их ближе и разделайтесь. Ружья покрупнее можно…
Тут он оглох от тяжёлой стрельбы у себя под ногами. Люди со стен и крыш палили во всех направлениях по наступающим серым и зеленоватым фигурам. Между вертикальным лучом и вспышками голубого огня Старый Город озарился дугами света. Фильтры во встроенных линзах боевого костюма очень кстати приглушили ослепительное сияние.
– Всем командам: вести одиночный огонь. Немедленно докладывайте, если пробьётся хоть один враг, – произнёс Даэман.
Он чуть покачался, паря на мощных струях, и скользнул по воздуху на северо-восток, туда, где за мечетью Скалы высилось более современное здание, испускавшее синий луч. Занятно: сердце мужчины колотилось как ненормальное. Приходилось держать себя в руках, чтобы не задохнуться от возбуждения. Только за последние два месяца колонисты полтысячи раз отрабатывали предстоящую операцию, свободно факсуя в макет Иерусалима, возведённый не без помощи моравеков неподалёку от Ардиса. Однако ничто не могло подготовить к битве такого размаха, с таким оружием, в этом городе всех городов.
Ханна с отрядом в десять человек ожидали Даэмана у запечатанной двери в заветное здание луча. Опустившись на землю, сын Марины кивком головы поздоровался с Ламаном, Каманом, Греоджи, собравшимися в тусклых вечерних сумерках, и сказал:
– Приступим.
Ламан, ловко орудуя неповреждённой левой рукой, установил пластиковую взрывчатку, и все двенадцать человек отошли за угол металлической постройки, покуда взрыв не снёс тяжёлую дверь целиком.
Внутри оказалось не просторнее, чем в крохотной Ардисской спальне Даэмана. Приборы управления – хвала любому Богу, кем бы Он ни был, – почти отвечали догадкам людей, получивших знания Хрустального чертога Таджа Мойры.
Основную работу проделала Ханна: её проворные пальцы так и летали над виртуальными клавишами, всякий раз по запросу примитивного ИскИна набирая нужный семизначный код.
Внезапно раздался низкий, большей частью инфразвуковой гул, от которого у колонистов заплясали зубы и захрустели кости. На всех дисплеях ИскИна загорелись и погасли зелёные сигнальные лампочки.
– Все наружу, – приказал сын Марины.
Сам он последним покинул преддверие здания, и как раз вовремя, ибо в ту же секунду целый блок постройки дважды сложился внутрь и пропал, обернувшись чёрным квадратом.
Даэман, Ханна и остальные успели попятиться на камни Храмовой горы и теперь наблюдали, как синий луч пал с небес. Гул нарастал, так что кузен Ады от боли зажмурился и сжал кулаки. Уже угасая, инфразвуковые волны напоследок как следует сотрясли всем кости, зубы и внутренности. Но вот шум затих.
Мужчина откинул капюшон, не снимая наушников и микрофона, и приказал Ханне:
– Здесь – защитное оцепление. Едва покажется первый, вызываем шершни.
Она кивнула и вместе с другими встала спиной к Храмовой горе с оружием наперевес.
Кто-то из колонистов – наверное, Ада, – пошутил во время подготовки к операции: дескать, правила вежливости требуют, чтобы встречающие запомнили имена и лица будущих гостей. Все тогда рассмеялись, но Даэман понимал, что, с технической точки зрения, такое вполне возможно, ведь Харман усвоил большую часть этих данных, пока находился в Хрустальном чертоге.
С той поры миновало пять месяцев. За это время сын Марины и впрямь обращался к своим архивам лиц и имен. Каждого из девяти тысяч ста тринадцати человек он, конечно же, не запомнил, поскольку был, как и его товарищи, слишком занят, однако не удивился, когда узнал первых мужчину и женщину, которые вышли из чёрного квадрата двери в собирателе нейтрино-тахионного луча.
– Петра, Пинхас, – обратился к ним Даэман, – с возвращением.
Он успел подхватить их, прежде чем оба чуть не рухнули наземь. Каждый, кто появлялся из чёрной двери, дико озирался, явно плохо соображая, что же происходит.