И тут грянул залп! Ядра кулеврин мигом превратили в решето борт посыльного флибота, который подошел к каравелле почти вплотную, и гёзы готовились идти на абордаж. Он тут же начал тонуть. Не дожидаясь, пока вражеские канониры перезарядят орудия, де ля Марк подал команду на маневр, и флибот вышел из зоны обстрела. Он был ошеломлен; да что там ошеломлен — раздавлен, в особенности, когда увидел, что знамя Испании снова полощется на верхушке мачты каравеллы.
Его обманули! Провели, как младенца! Ярость затуманила голову, и Гийом де ля Марк призвал на помощь два ближайших к его судну флибота. Он отомстит испанцам! О, это будет жестокая месть! Обманщики, негодяи, подлецы!
Пылая праведной местью, Гийом де ля Марк повел суда на каравеллу. Бежать ей некуда, и исход боя угадать было несложно. Но что это? Вражеское судно начало уходить к берегу! Похоже, от страха у испанцев помутился рассудок; ведь там буруны и верная смерть. Впрочем, гибель ждала их со всех сторон…
— Лево руля! — скомандовал де Фариа; он занял место капитана, потому что Альфонсо Диас никак не мог понять, что задумал этот идальго; а долго объяснять не было времени. — Так держать!
Каравелла шла прямо на буруны. У Альфонсо Диаса — да и у всей команды — душа ушла в пятки. Что творит этот де Фариа?! Безумец! Мы все погибнем! Капитан посмотрел на Фернана Пинто и увидел улыбку на его лице. Дьявол побери этих идальго! Они оба сумасшедшие!
Альфонсо Диас беспомощно оглянулся и обреченно вздохнул — флиботы гёзов шли за каравеллой, как привязанные. Похоже, пришла пора молиться.
— Следи за командой! — рявкнул в его сторону Антонио де Фариа. — Все на правый борт! Быстрее, сучьи дети!
Моряки уже мало что соображали; море ревело, взбесившиеся волны с такой силой били о борт судна, что трещала обшивка, но привычка повиноваться командам капитана взяла свое. Они дружно перебежали на правый борт, каравелла вильнула, наклонилась… и каким-то чудом проскользнула меж двух черных клыков, преграждавших путь в тихую обширную бухту!
— Убрать брамсели и бом-брамсели! — продолжал командовать де Фариа. — Взять на гитовы и гордени фок и оба грота! Спустить кливера! Лечь в дрейф!
Каравелла убавила ход, а затем и вовсе остановилась. До берега было рукой подать. Но никто из испанцев на него даже не посмотрел. Все внимание команды было поглощено занимательным зрелищем. Один флибот рискнул повторить трюк, проделанный Антонио де Фариа, и напоролся на камни. Судно начало разваливаться на глазах. Крики несчастных матросов заглушили даже шум прибоя.
Не в силах спасти своих людей, Гильом де ля Марк в отчаянии изгрыз свои губы до крови. А затем, удостоверившись, что все гёзы погибли, приказал вернуться к галеонам; там все еще сражались. Он понимал, что до сбежавшей от возмездия каравеллы ему никак не добраться. Но Гильом де ля Марк поклялся, что когда-нибудь он встретит идальго, которые плыли на каравелле. И тогда им даже небо не поможет.
Иное настроение царило на «Ла Маделене». Чудесное спасение вызвало среди матросов ажиотаж и обожание Антонио де Фариа. Они веселились, как дети. Альфонсо Диас даже приревновал идальго к своей команде. Он стал чересчур серьезным, и его «Спасибо за помощь» прозвучало сквозь зубы. Но в душе Диас все же отдал дань мастерству де Фариа.
С галеонами гёзы управились за два часа. Разъяренный бегством каравеллы, Гильом де ля Марк, который иногда — по настроению — сдерживал кровожадные порывы своих подчиненных, на этот раз закрыл глаза на жестокости, творимые гёзами. Испанцы, сдавшиеся на милость победителей, сильно пожалели, что остались в живых; они пожали то, что посеяли.
К вечеру все было кончено. Флиботы гёзов ушли, взяв богатую добычу, галеоны догорали, а море на много лиг вокруг было укрыто частями тел испанцев. Их не просто убивали, а расчленяли и сдирали кожу живьем. Казалось, что от этого дикого зрелища смутилось даже небо: к ночи поднялся сильный шторм, пошел дождь, и море забурлило. Поэтому выйти из спасительной бухты не было никакой возможности, и «Ла Маделена» осталась в ней на ночевку.
Шторм бушевал всю ночь, а утром, словно Матерь Божья бросила на море свою прозрачную накидку: в одно мгновение ветер стих, волны успокоились, и спустя какое-то время легкий бриз уже подгонял «Ла Маделену» по направлению к Амстердаму. Альфонсо Диас на этот раз лично вывел каравеллу из бухты. Антонио де Фариа только посмеивался, наблюдая за его действиями, — капитан судна здорово был задет за живое тем, что не он спас «Ла Маделену» от, казалось бы, верной гибели. Впрочем, теперь проход между скалами мог преодолеть даже малоопытный судоводитель — прибой не бился о камни, а скорее ласкал их, и густое белое молоко пены превратилось в рваные кружева.
Уязвленный Альфонсо Диас полночи не спал, метался по палубе как раненый тигр. Он едва не пришиб попавшегося ему на пути боцмана Педро Гонсалеса. Тот, как обычно, подсматривал и подслушивал. Но если раньше капитан не придавал этому большого значения, списывая на скверный характер боцмана, то теперь он точно знал, кем является Гонсалес. Увы, списать на берег его не удалось — отцы-инквизиторы настояли, чтобы их шпион непременно остался в составе команды «Ла Маделены».
Вскоре острова, возле которых разыгралась кровавая драма, остались далеко позади.
Федюня подгонял:
— Ну что ты телишься?! Открывай цилиндр! Давай я это сделаю…
— Не спеши поперед батьки в пекло, — рассудительно отвечал Глеб, готовя необходимое оборудование.
Искатели приключений уединились в лаборатории Тихомировых, оборудованной по последнему слову техники. Она располагалась во флигеле, который стоял в нескольких метрах от дома. Это отец настоял на том, чтобы для лаборатории построить отдельное помещение. Сначала лаборатория находилась в доме, на первом этаже, сразу за кухней. Но никакие вытяжки не спасали от вредных испарений, которые проникали на второй этаж и выше. Но еще невыносимей было вынюхивать тошнотворное амбре, когда на обеденном столе лежала горячая отбивная с картошкой-фри, а в бокале пенилось доброе французское вино.
Различные кислоты, щелочи, соли, воск и смолы, применяемые для реставрации и консервации археологических находок, обладали не только неприятным запахом, но еще были и очень вредны для организма. А уж гальванические ванны и вовсе могли отправить человека раньше времени в мир иной.
Глеб решил открыть футляр в герметичном боксе с манипуляторами, наполненном инертным газом. Судя по весу находки, внутри футляра, скорее всего, находилось что-то легкое, явно не металл. Это мог быть только пергамент, провидчески решил Тихомиров-младший.
Такой вывод возбудил его до крайности. А вдруг в футляре карта, на которой указано место захоронения сокровищ?! Тогда вопросы сохранения пергамента и его консервация выходили на первый план. Уж кому-кому, а Глебу было хорошо известно, что случается с такими находками, когда их извлекают из герметически закрытых сосудов. Они распадаются и разлагаются буквально на глазах.