— Я ПОНИМАЮ, Лада, как тебе трудно, — Люба свела брови, и глаза ее стали печальными, как мокрая от дождя заброшенная деревня. — Ты, Лада, очень красивая, а у красивых тяжелая жизнь.
— Тяжелая? — Лада уставилась на Любу. — У красивых?
— Ну да.
— Да, жизнь у меня не сахар, не то что у тебя, — Лада постаралась ответить как можно более саркастически. Хотя вряд ли эта вологодская дурочка способна уловить сарказм. Ну так и есть!
— Лада, — голос Любы задрожал. — Не переживай, держись. Ты, конечно, можешь сказать: легко тебе говорить, ты — некрасивая! И будешь права. Я ведь понимаю, какую ответственность возлагает на тебя твоя внешность. Тебе нельзя совершать никаких предосудительных поступков. А то люди сразу скажут: такая красивая и так себя ведет! Конечно, людей нельзя разочаровывать. Люди ведь так в красоту верят! Верят, что она спасет мир.
— Да, тяжело мне, — сказала Лада.
— Конечно, тяжело! Все на тебя смотрят, оценивают каждый шаг. А некоторые просто любуются, и их тоже нельзя разочаровать.
— Ни в коем случае нельзя, — подтвердила Лада.
— Знаешь, тебе надо принять свою красоту, смириться с ней.
— Да вроде смирилась, — ответила Лада. — Не жалуюсь.
— Правильно, что не жалуешься, молодец, — обрадовалась Люба. — Но этого мало. Ты должна понять, а почему ты родилась красивой? Для чего? Ведь это все не случайно! И когда ты поймешь, почему пришла в этот мир — не родилась, а именно пришла, такой красивой, тебе сразу все станет понятно.
— Что — все? — спросила Лада.
— В чем смысл твоей жизни. Вернее, это и так ясно.
— Тебе ясно, в чем смысл жизни? — уточнила Лада.
— Ну, со мной все проще, случай очень объяснимый — нет ног.
— И в чем тут смысл?
— Во-первых, ног нет специально, чтобы я не пошла не той дорогой. Во-вторых, чтобы глядя на меня, люди, которые могут ходить, понимали, как они счастливы, какие у них огромные возможности. Идти, стоять, возвращаться — это же здорово!
— У тебя здесь противоречие, — сказала Лада. — Значит, иметь возможность ходить — это все-таки счастье?
— Да, но только для тех, кто не умеет петь или не имеет такой красоты, как у тебя.
— Но ты только что сказала, что быть красивой — тяжкий крест.
— Это ответственность. Хочешь, не хочешь, а ты обязана соответствовать своей внешности внутренне, в своих поступках.
— И откуда ты все знаешь? — усмехнулась Лада.
— А! Когда по больницам валялась — думала все время. Там чем еще целыми днями заниматься?
— А ты не думала в своей больнице, что я могу идти более простой дорогой: использовать свою красоту? Красивые вещи продать легче. И платят за них больше.
— Ой, что ты! — замахала руками Люба. — Красота с деньгами никак не связана!
— Ты это серьезно?
— Конечно! Посмотри на эту реку, на это небо. Красиво, правда? Любуйся, сколько хочешь — и все бесплатно.
— Небо — это не пример, — покачала головой Лада.
— Очень даже пример! Как это, не пример? Без неба разве можно жить? Нельзя! Я иногда у себя дома поеду за город, остановлюсь за полем: околица вся мокрая от дождя, жерди темные, как будто паутиной подернуты, седые от старости. Трава пожухлая, листья ржавые и дождик тихо-тихо переступает, еле слышно, как боженька по колыбельке! И так хочется побежать по этому полю, а потом упасть и заплакать. Но не от горя, а — от красоты! И все это — мне, одной мне! И эта пожухлая трава, и печальное небо…
— Ладно, оставим небо. — Лада затушила сигарету. — Но в чем ты ошибаешься, так это в вопросе денег. С деньгами связано все. Не знаю, как тебе, а мне, например, ничего в жизни бесплатно не доставалось. Рубля в магазине не хватит, так чек не пробьют. Только давай не будем про любовь и дружбу, которые не продаются. Купить друга за деньги может и нельзя, а продать — запросто. Сплошь и рядом.
— Но ведь ты так не поступишь! — уверенно сказала Люба. — Ты человека не продашь!
— Я — нет, — сказала Лада. — Что я, сволочь что ли?
— Конечно, нет! Ты бы никогда подло не поступила. Это оттого, что ты очень красивая. Ты даже не представляешь, какая ты необыкновенная. Знаешь, я на тебя смотрела, когда мы ехали в джипе, и у меня сердце дрожало. Песни сами сочинялись, прямо вместе с мелодией.
Лада тихо засмеялась. Потом долго молчала, склонив к гладкому плечу многоярусную, как люстра в ресторане, серьгу. Из-под века выкатилась слеза дорогой огранки и, оставив дорожку на сиреневых тенях, поспешила скрыться за ушком такой формы, что всем мужчинам хотелось засунуть в него язык.
Лада открыла глаза. Вскочила с сиденья и выбежала из вагона, еле увернувшись от попытавшихся удержать ее дверей. Она промчалась на станцию пересадки и вскоре вышла из подземного перехода на Тимирязевской. Прошла к месту, где оставила коляску со спавшей Любой, и огляделась.
Возле тонара, пахнувшего свежим хлебом, стоял Николай.
— Коля! — крикнула Лада.
Николай повернул голову к Ладе, махнув ей рукой.
— Ты чего здесь? — удивился он, когда Лада подошла.
— Любовь твою ищу, — с облегчением произнесла Лада.
— Слушай, я в Манеже переговорил с фотографом, он меня на райотдел навел, а там сказали, что прописали Любу в той же квартире, где она была с депутатами.
— Любу? — повторила Лада. — Ее Любовь зовут?
— Ну, не меня же! Любовь Геннадьевну Зефирову, у нее фамилия, оказывается, Зефирова.
— А! — обрадовалась Лада. — Хорошая фамилия. На Земфиру похожа. Ну — и?
— Владелице квартиры, какой-то Вишняковой, я так понял, наркоту пришили. И, видно, пипец под зад с занимаемой площади. Вот что значит гарант распорядился Любе помочь.
— Да ты что? — поразилась Лада. — А знаешь, мне для нее не жалко квартиры этой, все-таки она хорошая девчонка!
— Но в квартире — пусто. Я там уже два раза был. Зато в отделении кто-то припомнил, что она искала Колю, меня значит, и интересовалась каким-то козлом Василием в районе Тимирязевской. Вот, я и подъехал только что, а тут — ты.
— Давай у этого лаваша спросим, — предложила Лада. — Может, видел Любу?
Лада подошла к окошечку:
— Здрасьте!
— Ай, здрасьте! — радостно согласился продавец.
— Слушай, ты здесь случайно не видел девушку на инвалидной коляске, в джинсовой куртке?
— Видел, почему не видел? Я красивых девочек, — торговец подмигнул Ладе, — всегда вижу!
— Куда она поехала?
— Спроси у новой мамки. Вон, у перехода вместо Русины стоит.