Инвалиды уставились на него.
Вася повалился на пол.
— Любку убили!
Паша прекратил плясать вприсядку и недоверчиво спросил:
— Кто убил?
— Президент, — выдохнул Вася и зарыдал, колотя двупалыми руками по полу.
ДЛЯ чего нужна жизнь, в которой ни к чему плясать вприсядку?!
Не нужна больше жизнь безрукому Паше!
— А-а! — закричал Паша, испытавший горе женщины, через девять месяцев надежды родившей мертвого ребенка.
Он медленно пошел прочь из кухни, продолжая подламывать ноги в коленях — память тела норовила повторить кренделя присядки.
— А-а! — завыла глухонемая Анжела, страшно, как ветер на чердаке.
— А-а! — обиженно заплакала Кристина-даун.
Она, Кристина, в этой ситуации пострадала больше всех. Ведь у нее теперь никогда не будет голубого серебристого платья с каскадами ткани на груди и туфель на высоком каблуке.
Можно отобрать у человека дом, бессвязно думал безрукий Паша, лишившийся квартиры в результате аферы риэлтеров, но нельзя отбирать у человека мечту. Нельзя отбирать у человека голубое серебристое платье. Потому что тогда он остается совсем уж ни с чем. И как тогда человеку жить? Для чего? Не для чего! И поэтому сейчас он, безрукий Паша, пойдет туда, где убили Любовь и их мечту, и разорвет убийцу зубами на части! И после этого уйдет из жизни сам! Вприсядку!
И глухонемая Анжела тоже пойдет. И скажет убийце все, что о нем думает! И Кристина-даун пойдет. И потребует вернуть ей ее платье и туфли на высоком каблуке.
И двупалый Вася пойдет. За компанию.
Ой, что сейчас будет!
А может, это — только сон? Может он, Паша, спит?
Паша тряхнул головой, чтобы удостовериться: нет, не сон. Снилось безрукому Паше всегда одно и тоже: у него есть руки, и он ласкает ими женщину. А глухонемой Анжеле снится, что она слышит. Какие такие звуки окружают человека, она, конечно, не представляла, поэтому ее сны были наполнены странным свистом, какой издают дельфины и рыбы. Сон Кристины тоже известен — каждую ночь она видит красивых алкашей, мужчину и женщину, которые улыбаются ей, Кристине, потому что это мама и папа. Что ее мама и папа — кудрявые добрые алкаши, Кристина узнала в детдоме, когда нянька, поливая ее в ванной из шланга, ласково сказала: «От какого ж дебила тебя мамка нагуляла? От алкаша, видать. Да и сама, небось, алкашка была». Ну а двупалому Васе снился велосипед.
Но ни велосипеда, ни странного свиста в кухне не было. Значит, убийство Любы — не сон.
— Паша, ты куда? — позвала Кристина.
— Туда, — страстно ответил Паша.
— Я с тобой, — горячо выкрикнула руками Анжела.
— И я, — подскочил горбун Федя.
— Я тоже.
— Меня подождите! — завопил Вася и вскочил с пола.
Компания решительно вышла из дома.
— Наших убивают, — мрачно бросил Паша сидевшему у порога магазина молодому парню с завернутой за пояс пустой камуфляжной штаниной.
Одноногий зло сплюнул и решительно поднялся на одну ногу.
— Кто? — на ходу спросил он.
— Президент, — коротко ответил Паша.
— Какое они имеют право инвалидов убивать? — возмущенно жестикулировала Анжела.
— Наших бьют! — неслось над переулками, подворотнями, окошками подвалов и чердаков.
— Президент Любку-колясочницу в сортире замочил!
— За что он ее? — не раздумывая, присоединялись и спрашивали слепые, колченогие, косоротые и безрукие.
— А ни за что! — кидал бомж на инвалидной коляске. На бомже был надет истертый пиджак. На лацканах пиджака плясали цыганочку ордена и медали различных достоинств.
— Как убил-то? — горячо интересовались присоединявшиеся.
— Из именного оружия, — авторитетно пояснял бомж-орденоносец. — Ему по должности оружие полагается.
— Что же это творится? — охали женщины-инвалиды. — Что она ему сделала?
А ничего не сделала, — шумели в толпе. — Правду сказала, вот и все.
— Правду-то никто не любит.
— Сами живут, как сыр в масле катаются, да еще и слова им не скажи.
— …ну он ее карате и вдарил! Президент-то карате занимается.
— Да не карате, а палкой лыжной он Любку зашиб.
— Какой палкой?.. Какой палкой?..
— А такой! От горных лыж. У них в кабинете в углу завсегда лыжи наготове навострены. Чуть что, они лыжи в руки, и в Сочи.
Никто не руководил этим походом, никто не указывал, на какую улицу сворачивать — инвалиды шли к Кремлю сами собой, не задумываясь, как река течет к устью, как жизнь идет к смерти, как мошенник — к бюджетным деньгам. Инвалиды сыпались из прорех города и вскоре их толпа запрудила улицы. Машины приветственно и покаянно сигналили им: какой-то запорожец пустил слух, что безногие — жертвы автокатастроф. Продавщицы ларьков совали сигареты и стаканчики с кофе — от хозяина проклятого не убудет! А будет ругаться, так уволюсь, и все дела — пусть сам на жаре в палатке вкалывает.
Вскоре в гуще первых рядов инвалидов оказались Жириновский и Зюганов.
Зюганов вручал калекам красные гвоздики и тревожился в телекамеры:
— Сегодняшний марш попавших под колеса, нет, под молох перестройки… Руками этих людей, — вручая гвоздику в зубы безрукому Паше, говорил Зюганов, — были возведены предприятия, прорыты каналы, одержана самая великая победа.
— Нет, вы видите, да? — кричал Жириновский. — Вот! Вот вам результат! А я говорил! Я давно говорил! Но меня не слушали! Россия вымирает! Вымирает Россия! Кто завтра будет пахать на нас? В смысле на Россию? Эти калеки? Эти уроды? Только что сообщили. Я только что узнал. Женщина-инвалид убила президента. Но это был не сам — он сейчас в Сочи, я сам только что оттуда. Это был его двойник. Поэтому я не волнуюсь. Поэтому я сейчас с народом. Но сам факт! Народ так выродился, что первое лицо страны убить некому. Посылают женщину. Инвалида. Вы сделайте президентом Жириновского, и через год я так подниму зарплаты, что народ станет здоровым. Физически и нравственно. Безногих не будет. У безруких от высоких зарплат руки отрастут. Здоровый народ пойдет коммунистов убивать. Это нормально!
— Вот путаник, — сплевывая красную гвоздику, затряс головой безрукий Паша. — Любу сам президент убил, а ни какой не двойник.
Подходы к Красной площади неожиданно оказались заблокированы бронетехникой.
— А ну пропускай! — кричали инвалиды, стараясь перекрыть шум десятка вертолетов, круживших над Кремлем.
Жириновский втащил на бронетранспортер безрукого Пашу.