Большинство экспертов из министерств геологии, нефтяной и газовой промышленности, специалисты из Тюмени, с которыми мы связывались, были против проекта. Они доказывали, что в условиях агрессивной среды Севера основные сооружения планировавшегося газопровода должны были прийти в полную негодность как раз к тому времени, когда стоимость газопровода была бы оплачена поставками газа в США. Нам в наследство остались бы только разрушенная экология трассы, опасно изношенные трубы и компрессорные станции на грани остановки.
Вот эти доводы я высказал в беседе с академиком, который защищал противоположную точку зрения в поисках экономического наполнения политической разрядки в отношениях с США. Разговор кончился ничем, и больше деловых встреч у нас не было.
Более устойчивые и плодотворные контакты наладились с Институтом мировой экономики и международных отношений, особенно в тот период, когда руководил им академик Е. М. Примаков. Мы принимали участие во многих ситуационных анализах, научных конференциях, работали там рядом с военными коллегами, с практиками из других ведомств. Этот институт был более открыт для советских экспертов, там меньше чувствовалась неприязнь, настороженность в отношении сотрудников разведки. Обсуждения проблем носили более деловой и, можно сказать, демократический характер. Мы старались быть полезными, откровенно высказывая свою точку зрения, и сами приобретали бесценный опыт общения с научной общественностью.
К сожалению, не получили должного развития наши контакты с Институтом экономики мировой социалистической системы (директор О. Т. Богомолов). Мы удовлетворились тем, что имели всю научную продукцию ученых института и тщательно сопоставляли их аргументы и предложения с собственными данными.
Если честно сказать, то расширению сотрудничества между разведкой и академической страноведческой наукой мешала принадлежность разведки к КГБ, от страха перед которым не могли отделаться очень многие. С нашей стороны иной раз проявлялась недооценка научного потенциала академических институтов, нас завораживало обилие имевшихся у нас информационных материалов, что порождало порой самонадеянность. Слава Богу, мы все-таки раньше других стали привлекать ученых к участию в контрактных разработках.
Сотрудничество с военными коллегами и с работниками Министерства иностранных дел было более продуктивным и полезным в силу конкретности и практичности обсуждавшихся вопросов. Степень взаимопонимания с военными товарищами была очень высока, особенно если речь шла о работниках Главного разведывательного управления. С мидовцами в Москве дело обстояло посложнее, контакты с ними были вежливыми, корректными, деловыми, но всегда чувствовался холодок от спрятанной в глубине наших взаимоотношений вечной мерзлоты. Заскорузлый страх перед КГБ, безотчетное опасение подвоха, видимо, с давних пор передавались из поколения в поколение дипломатических работников и отравляли атмосферу сотрудничества. Мешало работе с ними и то, что они были очень медлительны, неповоротливы. Сильная зацентрализованность, бюрократизм не позволяли рабочим звеньям высказываться по проблемам с такой же свободой, какой пользовались мы.
Обретенная открытость, насыщенность политической информацией дали нам необходимый кислород для активной аналитической работы. Чтобы ввести ее в четкое русло и подчинить практическим интересам государства, мы один раз в шесть месяцев составляли план, то есть перечень тем, по которым были готовы представить свои информационно=аналитические документы. План утверждался лично Ю. В. Андроповым и был обязателен к выполнению. Жизнь всегда богаче, чем ее предвидение даже на шесть месяцев вперед, и никто не мешал нам откликаться на все вновь возникающие ситуации.
В 70-е годы большое место в наших политических заботах занимали страны так называемою «третьего мира». Интерес к ним менялся по интенсивности и по формам своего проявления. В годы администрации Н. С. Хрущева СССР, еще не потерявший уверенности в своих силах, старался не только перепрофилировать политическую ориентацию новых независимых государств, но и подводить под дружбу с ними экономическую базу. К тому времени относится строительство Асуанской плотины в верховьях Нила, металлургического комбината в Бхилаи (Индия), крупных объектов гражданского назначения в Индонезии. При этом имелись в виду не только экономические, но и политические соображения. Везде наша помощь способствовала, по мнению Старой площади, укреплению государственного сектора в экономике, то есть базы, сближавшей нас с этими государствами. Наши займы и помощь вели к формированию рабочего класса, а он, как вытекало из марксистско-ленинской доктрины, считался нашим естественным социальным союзником. Американцы, дескать, преследуя противоположные цели, направляют свои займы и капиталовложения преимущественно в развитие частного сектора экономики других стран, способствуя тем самым формированию и укреплению класса буржуазии, то есть своего социального союзника.
К концу 60-х годов стало ясно, что решение столь фундаментальных задач в странах «третьего мира» нам не по плечу. Вопрос о крупных индустриальных проектах отпал сам собой. Но политические амбиции продолжали крепко держать нас в своих объятиях. ЦК партии никак не мог отказаться от убежденности, что «третий мир» является резервом социализма. В решения съездов партии неизменно вписывались разделы о национально-освободительном движении в странах «третьего мира», о нашей солидарности с ними. К этому прибавилось соперничество с Китаем в борьбе за влияние в этом мире. Но СССР никак не мог подкрепить свои претензии экономическими возможностями. В силу этого в сотрудничестве нашей страны с новыми независимыми государствами на передний план стали выходить факторы военно-технического характера: поставки оружия, направление военных советников, налаживание военного строительства начинали играть преобладающую роль.
Другими словами, объективно ЦК КПСС и наши военные благожелательно относились к расширению фронта сотрудничества со странами «третьего мира». Разница была в том, что международный отдел ЦК поддерживал это направление чисто политически, исходя из общих идеологических построений, а Министерство обороны вело широкую практическую работу по освоению новых областей сотрудничества.
В то же время в расширении масштабов нашей вовлеченности в дела «третьего мира» не было никакого смысла. Возможности не соответствовали нашим амбициям. Активность носила какой-то автоматический, инерционный характер. Мы походили на армию, наступление которой выдохлось, основные ее силы залегли в окопах, но некоторые части еще в запальчивости продолжали продвигаться вперед, надеясь заслужить похвалу командования.
Все ведомства, ведавшие экономической сферой жизни СССР, занимали явно негативную позицию по отношению к требованиям расширения экономической помощи новым государствам. Госплан, министерства финансов и внешней торговли, как могли, сопротивлялись многочисленным постановлениям Совмина, основанным на решениях ЦК КПСС, о выделении новых и новых ресурсов для стран «третьего мира». Поставки туда росли, как раковая опухоль, отнимая силы у слабеющего организма нашего собственного государства.