Уходя из разведки, Примаков взял с собой в МИД и Маркаряна, и Зубакова (а потом заберет их в аппарат правительства; когда перестанет быть премьер-министром, позаботится о том, чтобы Маркарян поехал послом в Сирию, а Зубаков – в Литву). Гореловского (он стал в 1997 году генерал-полковником) оставил. Новый начальник разведки Вячеслав Иванович Трубников умолял его не забирать Ивана Ивановича. Сказал Примакову:
– Я все переживу, но только Ивана Ивановича оставьте. Он такие проблемы умеет решать…
Если говорят, что нет незаменимых людей, то Иван Иванович первым полностью опровергает эту мысль. Примаков привел Гореловского с собой и знал: плохо с квартирами, значит, начнется строительство. Если плохо с домами отдыха – значит, Гореловский приведет их в приличное состояние. Если цены в столовой высокие, сделает низкими. До кризиса 17 августа 1998 года обед стоил рублей пять.
В Ясенево есть свой магазин. На первом этаже продают продукты. В советские времена там был вполне приличный выбор. Когда пришел Примаков, он застал полупустые полки. Это сильно раздражало офицеров: мы занимаемся такой тяжелой работой, а не можем ничего купить, чтобы домой отнести.
Гореловский приобрел два рефрижератора. Они ездили по России – там мяса купят, здесь рыбы, картофеля дешевого – все склады забиты припасами. И из этих закромов, на старых запасах разведчики еще долго жили и после 17 августа, не повышали цены в столовой. Гореловский помог Примакову пережить самый трудный этап для разведки, когда отсюда начался отток.
Коммерческие структуры, которые как раз на ноги становились, выхватывали лучших людей. Кадровый сотрудник разведки имеет нужное образование – юрист или экономист. Владеет двумя-тремя языками, плюс опыт работы за границей, знает, как иметь дело с иностранными партнерами, как себя с ними вести, когда говорить, а когда помалкивать. Лишнего не болтает, надежный.
И все-таки с помощью социальной сферы удалось многих удержать. Есть хорошая поликлиника. Хотя бы и через двадцать лет, но квартиру дадут. Летом и на зимние каникулы можно ребенка отправить отдыхать. Себе путевку взять: хочешь – поближе к Москве, хочешь – подальше. Примаков очень удачно добился того, что разведка сохранила прежнюю санаторно-курортную систему. Что было, то и осталось…
Примаков избавил разведку от неприличной работы, которой она прежде занималась. Евгений Максимович запретил разведке участвовать в травле наших же дипломатов, подглядывать в замочную скважину, кто с кем спит, кто чего пьет… Он сказал:
– Занимайтесь своим делом. Не надо приносить мне данные о том, как наши люди ведут себя за границей.
А именно этим занималась резидентура, потому что шпионов ловить и самому быть разведчиком труднее, чем стучать на своего ближнего.
За разведчиками всегда бдительно присматривало второе главное управление КГБ (внутренняя контрразведка), которое искало врагов среди своих. Аппарат контрразведки исходил из того, что каждый отправляющийся за границу или вступающий в отношения с иностранцами может быть перевербован, и потому с величайшей подозрительностью относился к товарищам из разведки. Для сотрудников разведки это не было секретом.
– Мы были частью комитета госбезопасности, – рассказывал мне один из ветеранов внешней разведки, – но чувствовали, что мы все-таки не внутренний сыск, не тайная полиция, а цивилизованный инструмент государства. Соответственно, второй главк, контрразведка нас не любила. Поймать сотрудника первого главного управления на пьянке – это был для них праздник. Иногда им это удавалось.
Один из офицеров разведки отбывал в длительную зарубежную командировку под крышей сотрудника посольства и отмечал, как это полагалось, отъезд вместе с мидовцами в «Славянском базаре». Еще в разведывательной школе всех предупреждали: не ходите в рестораны, где могут быть иностранцы. А он забыл… Вот сидел он со своими новыми коллегами за одним столом. Вдруг подошел человек, попросил прикурить и ушел. А это оказался американец, которого вела служба наружного наблюдения КГБ.
Для наружки это был контакт иностранца с советским гражданином. Им по инструкции следовало провести оперативное мероприятие – выяснить, что это за человек, к которому подошел американец. Была плохая погода, они поленились, как это полагается, проводить его до дома и установить адрес и имя. Поступили иначе. Притворились пьяными и у вешалки пристали к нашему сотруднику:
– Дай прикурить! Ах, не дашь!
Затеяли драку и сами же вызвали милицию. А милиция – это учреждение, где можно потребовать предъявить паспорт. Оказавшись в отделении, он предъявил не только паспорт, но и красную книжечку – удостоверение сотрудника КГБ, – и стал говорить:
– Да я свой, ребята! Отпустите, а то я завтра улетаю.
Наружка была счастлива. Вызвали дежурного по КГБ, и его увезли. Никуда он, естественно, не поехал. Выезд за границу ему закрыли, с оперативной работы убрали и еще долго пилили во всех инстанциях:
– Зачем расшифровал себя, обнаружил свою принадлежность к комитету? Надо было сказать, что работаешь в министерстве иностранных дел. Зачем потрясал удостоверением? Неужели не понимал, что порочишь честь комитета?
Владимир Крючков по указанию Андропова внутри самой разведки сформировал еще и мощную службу внешней контрразведки. Ее руководителем стал ставший впоследствии широко известным самый молодой в разведке генерал Олег Данилович Калугин.
– Главная задача управления «К», – говорил Андропов, – это проникновение в спецслужбы противника, с тем чтобы обеспечить безопасность нашей разведки.
В 1972 году Андропов поднял статус внешней контрразведки, придав ей уровень управления в составе первого главка. Один из отделов управления «К» отвечал за обеспечение внутренней безопасности комплекса помещений в Ясенево и личного состава. Иногда возникали неприятные ситуации. Например, кто-то из офицеров-разведчиков крал у товарищей часы или меховые шапки. Искать преступника приходилось самим, не привлекая коллег из других подразделений КГБ или тем более милиции.
Служба внешней контрразведки настояла на том, чтобы посольства охранялись пограничниками, и завела во всех посольствах офицеров безопасности – легальных офицеров КГБ. Они получили официальное право приглашать к себе советских граждан для бесед по душам и осматривать все помещения, чтобы помешать врагу установить там прослушивающие устройства.
Эта служба должна была проникать в логово врага – иностранные разведки и охранять наших разведчиков, нелегальную сеть и всех советских людей за границей от чужих спецслужб. На самом деле она занималась слежкой за теми, кого ей следовало охранять. Так создавались досье на дипломатов и членов их семей. Служба внешней контрразведки большей частью шпионила за своими же, превращаясь в полицию нравов.
Сотруднику резидентуры, который представлял эту службу, раскрыть агента-двойника, вроде полковника Олега Антоновича Гордиевского, который служил в резидентуре в Лондоне, а параллельно работал на англичан, оказалось не под силу. Но чтобы показать свою работу, он находил потенциальных предателей «на бытовой почве». Иначе говоря, капал в Москву на тех, кто позволял себе вольно выражаться, слишком много общался с иностранцами, закладывал за воротник или грешил по части женского пола.