Кондаков, надо признать, полным дураком все-таки не был. Ожидаемого многими разноса с воплями и брызгами слюны по выходе его «с бюлютня» так и не приключилось. Он лишь вяло пожурил Раченкова за то, что тот «не смог предотвратить массовых случаев самовольного оставления части солдатами срочной службы». А тот факт, что бойцы часть «самовольно оставили» еще и с оружием в руках, он вообще проигнорировал. У меня в этот момент прямо образ его в голове возник: скучающе-брезгливое выражение самодовольной физиономии и задранный вверх подбородок… Тьфу, блин, погань! Нет, чтоб спасибо людям сказать… Но, по логике полковника и ему подобных, благодарить людей в таких ситуациях не за что: они ж просто делают то, что обязаны. Так чего им еще? Вот если б не делали – тогда разнос по полной форме и строгий выговор с занесением в личное дело. Уж не знаю, сколько еще Раченков с этим упырем политесы разводил бы, но тут случился таджикский бунт. И героический комбриг пал смертью храбрых, обороняя свой кабинет в штабном корпусе. Правда, хронология у данного происшествия несколько сумбурная, потому как приказ на сожжение тел погибших он прямо в пылу боя отдать вряд ли мог. Да и выполнять подобный приказ в тот момент было и некому, и некогда. Хотя, собственно, прав Алексей – оно мне надо? Вообще ни разу! Помер Максим – и фиг бы с ним! Людей вот только жалко…
– Ты чего? – легонько притронулся к моему плечу Солоха, когда УАЗ сначала сбросил скорость, а потом и вовсе встал возле дорожной «вилки», где от трассы «Холмогоры» уходило влево Московское шоссе, что вело в сторону города Сергиев Посад.
– Батя поставил задачу на обратном пути через город проехать. Поглядеть, что там к чему.
– Да как скажешь, – посерьезнел Андрей и слегка приподнял за ствол стоящий между колен автомат. – Все понял: «Отставить травить байки, по сторонам глядим внимательнее, находимся в полной боевой готовности». Так?
– Примерно.
На «Вакцину» мы заезжать не стали. Я лишь надавил на клаксон, когда мы проехали мимо их КПП. Надавил – и тут же спохватился… но глянул в зеркало заднего вида и успокоился. Оккупировавшая левое плечо Бурова блондинка даже ухом не повела, лишь губами во сне по-детски причмокнула. Перехватив мой взгляд в зеркале, Андрей сделал страшные глаза. Мол, командир, в плане «полной боевой» я сейчас как-то не совсем готов. Вместо ответа я лишь рукой быстро махнул. Расслабься, дружище, пусть спит. Пока ничего не случилось – для наблюдения и нас троих хватит. А уж если случится что – то она так и так проснется. Буров явно все понял правильно, лукаво улыбнулся и подмигнул.
Город встретил нас мертвой во всех смыслах тишиной. Оглядываясь по сторонам я, не буду врать, пожалел, что на улице до сих пор светло. Глаза б всей этой гнуси не видели! Но смотреть нужно, приказ такой: осмотреться и прикинуть, что тут к чему. Вот и прикидываю. Разглядываю…
Выбитые окна пятиэтажек-близнецов сталинской еще постройки, что стоят по обе стороны центрального проспекта Посада, и хорошо видные на блекло-желтой краске стен бурые мазки и потеки давно запекшейся крови совершенно недвусмысленно намекают – мутанты-стенолазы, или, как их в «Пламени» называют, морфы, явно уже и тут появились. И порезвились. Хотя мертвецов на улице удивительно мало. Буквально несколько дней назад они по Москве шли толпами, как на параде, а тут – будто попрятались. Впрочем, почему «будто»? Именно что попрятались. Вон они, заразы: в подворотнях, во дворах, за распахнутыми настежь дверями подъездов, больше не удерживаемыми магнитными замками. Взгляд зацепился за стоящую столбиком замызганную и ободранную фигуру в фирменной желтой рубашке за выбитой витриной салона сотовой связи. Вид у этого зомби какой-то жалкий и потерянный. Лицо маячит в сумраке помещения бледным пятном, похоже – никого еще не ел, тупой совсем. Стоит за давно разбитой витриной и через подоконник, что ему даже до середины бедра не достает, перешагнуть не сообразит. И правильно, вот там и стой – целее будешь. В городском СИЗО, насколько об этом можно судить снаружи, пусто: на вышках – никого, да и за высокими и толстыми, дореволюционной еще постройки стенами, похоже, тоже. Я даже с проспекта свернул и подкатил к центральным воротам, надеясь, что кто-то это напоминающее небольшую крепость здание все-таки занял и, возможно, захочет пообщаться… Но на негромкое тарахтение уазовского движка отреагировала только сторожевая овчарка, что выбрела на улицу через щель в приоткрытых воротах. Дохлая и довольно сильно ободранная овчарка, волочащая за собой грязный заскорузлый обрывок широкого брезентового ремня. Все ясно, тут нам ловить нечего.
Неподалеку от поворота в сторону привокзальной площади, на которой мы не так давно и очень неудачно пытались подчистить торговый центр, из-за павильона автобусной остановки рванула наискосок через проспект какая-то напоминающая крупную безволосую обезьяну тварь, которую вид машины явно напугал. Интересная такая мерзость: судя по обрывкам короткого черного платья и спутанному снопу торчащих во все стороны длинных черных волос на голове – было это существо когда-то женщиной. Хотя, судя по длине подола, скорее молодой девушкой. И вряд ли девушка та при жизни имела фигуру штангиста. Значит, правы коллеги Скуратовича – способность мертвяков к изменению не зависит от первоначальных физических данных. Да, «мини-халк» с Ленинского проспекта и до того, как умереть, мускулатуру имел впечатляющую. Но вот это… которое от нас убежало… Судя по тому, как полопалось на боках едва-едва держащееся на бретельках платье, девушка при жизни была не сказать чтобы крупная. Даже скорее наоборот. Но поди ж ты: за пару недель телеса себе нарастила – у некоторых тяжелоатлетов плечи поуже. А что дальше будет?
Троице-Сергиева лавра… Ворота открыты, и сквозь них, пусть и плохо, но видны неподвижно стоящие зомби. Много, даже я отсюда, с дороги, с не самой удачной для наблюдения точки, разглядел не меньше десятка. Да, блин… Кто бы сомневался. Понимаю, что как законченная циничная сволочь сейчас рассуждаю, но… не было ни у кого шансов спастись в монастыре. Да, стены высокие, да, очень мало входов, которые легко перекрыть и заблокировать. И на первый взгляд выглядит лавра практически крепостью (которой, собственно, всего три столетия назад и являлась). Но это только на первый взгляд. Потому что не припоминаю я среди вбоговленных большого количества молодых и крепких мужиков. Про оружие вообще молчу. Вот так и вышло, похоже, что «гарнизон» за крепостными стенами состоял из старых бабушек-дедушек, убогих всех мастей и побирушек, которых вокруг крупных церквей всегда полно. Когда все это светопреставление началось – все они сюда ломанулись. Помощи и защиты у Господа искать. Вот только проблема оказалась не та, от которой иконы помочь могут. Опять же, там, где пожилые люди и очень сильный стресс – там всегда инфаркты. Да плюс полное отсутствие медицинской помощи. В общем – не свезло лавре. Превратилась она в еще один рассадник нежити. Причем рассадник, ярко и очень красиво отблескивающий на солнце золотом церковных куполов. Ощущение от такого вот несовпадения формы и содержания – страшное, аж морозом по шкуре от него пробирает. И, похоже, не мне одному тут неуютно.
– Борь, – аккуратно теребит меня за плечо Солоха, – поехали уже отсюда. Не на что тут смотреть.