Я кивнул и щелкнул застежками. Там был не завтрак. Там лежала рукопись из нескольких сотен страниц. Некоторые из них были отпечатаны на машинке, другие написаны от руки на листах бумаги не меньше десятка разных размеров и цветов. Я просмотрел достаточное количество страниц, чтобы удостовериться, что это поэзия и что текст написан по-английски.
– Ладно,– сказал я.– Пойдем отсюда.
Я закрыл портфель, и мы уже собрались ловить такси, как вдруг перед нами со скрежетом затормозил «премьер», из которого выскочили возбужденно галдящие Чаттерджи и Гупта.
– Всем привет,– устало произнес я.– Почему вы задержались?
Я думаю своими телом и душой о женщинах Калькутты…
Ананда Багчи
Образина в зеркале предстала жуткая: волосы всклокочены, рубаха разодрана, белые штаны испачканы, а на груди царапины от ногтей. Скорчив себе рожу, я сбросил рваную рубаху на пол. Я скривился еще раз, когда Амрита приложила к моим ранам тампон, смоченный перекисью.
– Ты не очень-то обрадовал мистера Чаттерджи и мистера Гупту,– сказала она.
– Не моя вина, что там не оказалось варианта рукописи на бенгали.
– Им хотелось бы иметь больше времени на изучение английской версии, Бобби.
– Ладно. Тогда они могут прочитать отрывки в «Харперс» или дождаться весеннего номера «Других голосов». И то если эксперты Морроу решат, что это написано Дасом. Я что-то сомневаюсь.
– А ты не будешь читать ее сегодня?
– Нет. Просмотрю завтра в самолете, а подробнее изучу уже дома.
Кивнув, Амрита закончила протирать царапины у меня на груди.
– Пусть доктор Хейнц посмотрит, когда приедем.
– Ладно.
Мы перешли в другую комнату и присели на кровать. Электричество отключили, кондиционер не работал, и в номере было как в парилке. Открыв окна, мы лишь впустили уличный шум и вонь. Виктория сидела на полу на своем одеяле. На ней были только подгузник и резиновые трусики. Малышка боролась с большим мячом с бубенчиками внутри. Мяч оказался сверху и, судя по всему, побеждал в схватке.
Я сам удивился тому, что не стал сразу же читать рукопись. Я никогда не сдерживал свое любопытство и не откладывал на потом любые удовольствия. Но я чувствовал себя уставшим и подавленным и испытывал совершенно необъяснимое отвращение при одной мысли о том, что следует хотя бы бегло просмотреть рукопись,– во всяком случае до тех пор, пока мы все трое не выберемся в целости и сохранности из этой страны.
А где же была полиция? Серого седана я больше не видел и теперь сомневался, ехал ли он за нами вообще. Что поделаешь, кажется, в Калькутте ничто не работает как надо. А чем полиция лучше всего прочего?
– Ну, чем мы сегодня займемся? – спросила Амрита.
Развалившись на кровати, я взял путеводитель для туристов.
– Так, можем осмотреть впечатляющий Форт-Вильям, или обозреть импозантную мечеть Находа – которая, между прочим, сделана по образцу гробницы Акбара, кем бы этот самый Акбар ни был,– или снова перейти реку, чтобы прогуляться по ботаническому саду.
– До чего жарко,– сказала Амрита.
Она переоделась в шорты и футболку с надписью: «МЕСТО ЖЕНЩИНЫ ДОМА – И В СЕНАТЕ». Интересно, что подумал бы Чаттерджи, если бы увидел ее в таком наряде.
– Можно посетить Мемориал королевы Виктории.
– Спорить готова, что у них там нет даже вентиляторов,– сказала она.– Где бы найти прохладное место?
– Может, бар?
– Сегодня воскресенье.
– Ну да. Я как раз хотел спросить. Почему в стране индусов все закрывается по…
– Парк! – сказала Амрита.– Можно пройтись по Майдану – возле ипподрома, что мы видели из такси. Там должен быть ветерок.
Я вздохнул.
– Давай попробуем. Там наверняка гораздо прохладнее, чем здесь.
Прохладнее там не было. Небольшие кучки попрошаек – тягостное напоминание о совершенной утром глупости – приставали к нам повсюду. Даже частые кратковременные ливни не могли остудить их пыл. Хоть я уже давно освободил свои карманы от мелочи, их настойчивые вопли становились все громче. Мы заплатили две рупии, чтобы нырнуть в находившийся в парке зоосад. В клетках было совсем немного животных, с несчастным видом отмахивавшихся хвостами от туч насекомых. Языки у них были высунуты от жары. Вонь зверинца смешивалась со сладковатым, тяжелым запахом от протекавшего мимо парка притока реки. Мы показали Виктории усталого тигра и нескольких угрюмых обезьян, но девочке хотелось лишь поуютнее устроиться, прижавшись к моей влажной рубашке, и поспать. Когда снова разразился дождь, мы спрятались в небольшой беседке, в которой кроме нас оказался еще и мальчик лет шести-семи, присматривавший за младенцем, лежавшим на треснувшем камне. Время от времени мальчик помахивал рукой, чтобы отогнать вьющихся над лицом ребенка мух. Амрита попробовала заговорить с мальчуганом, но он продолжал молча сидеть на корточках, глядя на нее большими карими глазами. Она сунула ему в руку несколько рупий и шариковую ручку, и мы ушли.
Электричество в гостинице включили, но кондиционер так и не смог сколь-нибудь заметно охладить комнату. Амрита первой пошла в душ, а я только-только стащил пропотевшую рубашку, как раздался громкий стук в дверь.
– А, мистер Лузак! Намасти.
– Намласти, мистер Кришна.– Я остался стоять в дверях, загораживая вход.
– Передача рукописи закончилась успешно?
– Да, спасибо. Тяжелые брови поднялись.
– Но вы еще не читали поэму мистера Даса?
– Нет, еще не читал.– Я ждал, что он попытается выклянчить у меня на время рукопись.
– Да-да. Не буду вам мешать. Я хочу передать вам это в связи с предстоящей встречей с мистером М. Дасом.
С этими словами Кришна подал мне мятый бумажный пакет.
– Я не планирую встречаться с…
– Да-да.– Кришна выразительно пожал плечами.– Но кто знает? До свидания, мистер Лузак.
Я пожал протянутую руку. Не успел я заглянуть в пакет, как Кришна уже пошел по коридору в сторону лифта, посвистывая по дороге.
– Кто это был? – спросила Амрита из ванной. Я присел на кровать.
– Кришна,– ответил я, открывая пакет. Внутри лежал какой-то предмет, не очень туго завернутый в тряпки.
– Чего он хотел?
Я смотрел на то, что держал в руках. Автоматический пистолет: металлический, хромированный, небольшой. Он был таким же маленьким и легким, как те пистонные пистолеты, с которыми я играл в детстве. Но отверстие ствола выглядело вполне настоящим, а когда я разобрался, как вытаскивается обойма, патроны тоже оказались никак не игрушечными. На рукоятке было выбито мелкими буковками: «GUISEPPE. 25 CALIBRE».