– Иди за мной. – Инспектор двинулся вверх по лестнице, роняя капли ночного дождя на мой ковер, а его забрызганный грязью грубый макинтош топорщился и стоял на нем колом. – А кофе у тебя где?
К тому времени, когда я поднялся наверх, Шиммин уже открывал и закрывал дверцы моих кухонных шкафов. Ему не потребовалось много времени, чтобы обнаружить то, что он искал. Инспектор схватил банку с гранулированным растворимым кофе и с грохотом поставил на кухонную стойку две кружки.
– Вы не имеете права вот так ко мне врываться, – сказал я. – Думаю, вам лучше уйти.
Он пощупал чайник. Недовольно засопел, обнаружив, что тот холодный. Наполнил его водой и щелкнул выключателем.
– Тебе вовсе не нужно, чтобы я ушел. – Инспектор покачал головой. – Можешь мне поверить, парень. Заставить меня уйти – это самое худшее, что ты сейчас можешь сделать.
В его голосе явственно звучали ворчливые нотки. И какая-то суровая напряженность. Это меня доконало. Я уже не понимал, что мне делать.
– Чайные ложки давай, – резко бросил Шиммин.
– Что?
– Ложки. – Инспектор резко выдвинул ящик под стойкой. С грохотом задвинул его обратно и выдвинул другой, под раковиной. – Ладно, не обращай внимания, – добавил он, роясь в кухонных принадлежностях. – Молоко есть?
– Да что происходит?!
– Нет, значит, молока. Ладно. Черный тоже хорошо. Давай просыпайся! Мне нужно, чтобы ты внимательно меня выслушал.
– Детектив Шиммин, будьте любезны объяснить, что происходит.
– Детектив-инспектор Шиммин, это во-первых. А во-вторых, мне самому нужны кое-какие объяснения. Где ты был сегодня ночью?
– Что?
– Еще раз произнесешь свое «что», увидишь, что я с тобой сделаю!
Шиммин разозлился. До меня тут дошло, что он все это время был страшно зол. Он с такой силой сжимал в руке чайную ложку, что я даже стал опасаться, что он меня сейчас ею пырнет.
– Твои передвижения. Прошлой ночью. Мне нужно все о них знать.
Я заколебался, размышляя, что именно сказать. Не думаю, что это относилось к моей встрече с Эриком и Андерсоном.
Я потер кулаком глаза. Изобразил зевоту.
– Ездил на Марин-Драйв.
Инспектор помолчал. И сказал чуть мягче:
– В котором часу?
– Не помню. Где-то в половине одиннадцатого.
– А перед этим?
Вот теперь я все понял. Перед этим мы с Ребеккой нанесли визит Джеки Тир. И как только Шиммин об этом узнал? И что намерен предпринять в этой связи? Можно понять, почему он злится. Видимо, решил, что мы начали действовать за его спиной. Поставили под сомнение его профессиональные качества. А ведь именно это мы и сделали.
– Почему вы спрашиваете?
Инспектор схватил банку с кофе. Скрутил с нее крышку, так, словно сворачивал мне шею.
– Я в курсе, где ты был, – прорычал он. – Все, что мне нужно, это чтобы ты сам мне об этом сказал.
– Но если вы уже знаете…
– Тир позвонила мне, – сказал Шиммин. – На домашний телефон. После того, как вы уехали. Оставила сообщение на автоответчике. Сообщила, что ты был у нее. Мне наплевать, зачем ты к ней ездил. Мне важно знать время. Когда ты у нее был?
Я уперся спиной в спинку кухонного стула. И подумал, не попросить ли гостя подождать, пока я переоденусь. Но его вид сказал мне, что он вряд ли откликнется на подобную просьбу.
– Точно не знаю, – ответил я. – Думаю, около девяти.
– Тир позвонила мне домой в девять сорок пять. Ты в это время уехал?
Я кивнул:
– Думаю, да.
– И вернулся?
– Что?
– После того, как ты уехал от Тир, ты туда возвращался?
– Нет. Я поехал на Марин-Драйв. А потом сюда.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Ребекка Льюис была со мной. И оставалась здесь примерно до полуночи. А потом уехала.
Шиммин смотрел на меня, словно высматривая что-то, что могло бы вызвать у него какие-то сомнения, потом забросил по две с верхом ложки кофе в каждую чашку. Схватил чайник, который еще не закончил кипеть и не выключился. Налил кипяток в чашки, двинул одну по стойке ко мне.
Сунул руку в карман своего макинтоша. Достал мобильник. И повернул его экраном ко мне.
– Напоминает кого-нибудь?
Это был снимок мужчины, сделанный крупным планом. Лицо. Мужчина спал. Выглядел он очень неважно, весь какой-то растрепанный. Волосы коротко подстриженные, клок щетины под нижней губой. Я узнал его сразу же. И от шока даже отступил на шаг назад.
– Это тот фельдшер, – сказал я. – Который оказывал мне первую помощь после аварии. Он сказал, что Лену увезли в первой машине «Скорой помощи».
Мой ответ, кажется, инспектора не удивил. Он даже не стал переспрашивать. И не стал напоминать мне, что тогда, в больнице, отверг мою версию о наличии первой машины «Скорой помощи» и о пропавшей блондинке. Я решил, что все это становится очень интересным. Но мне еще предстояло узнать, что это гораздо больше, чем просто интересно.
– Ты вчера ночью никого не заметил рядом с домом Тир? Там никто не болтался?
– Не думаю.
– Кто-нибудь еще к ней приходил, пока вы там были?
– Никто не приходил. – Я почесал руку, лежавшую в перевязи. – По крайней мере, я никого не видел.
– Тир тебе что-нибудь рассказывала? Не говорила, например, что за ней следят?
– Нет, – ответил я. – Ничего такого не было. Это мы хотели с ней поговорить.
– Ты и Ребекка Льюис.
– Верно.
Шиммин повернул телефон к себе и отхлебнул кофе, одновременно тыкая большим пальцем в кнопки. Я почувствовал, что мне лучше сесть. И сел на тот стул, на котором всего несколько часов назад сидела Ребекка. И подхватил ладонью здоровой руки локоть другой, ни на что сейчас не годной. Плечо болело все утро. Было такое ощущение, что вместе с суставом проворачивается куча битого стекла.
– Сейчас я тебе еще кое-что покажу, – сказал Шиммин. – Не слишком приятное.
И показал. Он был прав. Это было не слишком приятное зрелище.
Это был еще один снимок того фельдшера с бороденкой. На этот раз фотография была сделана с большего расстояния, как будто первое фото щелкнул кто-то, присевший над ним, а второе – отступив на шаг и выпрямившись. Выражение на лице этого типа было точно такое же. Но на сей раз было видно, что он не спит. Он был мертв.
Мужчина лежал на темно-зеленом ковре, возле самого крашеного плинтуса, и его голова была вывернута под неестественным углом и имела самый гротескный вид, откинутая далеко назад и вбок, словно кто-то пытался напрочь оторвать ее от плеч. Шея была опухшая и висела складками, как будто под кожей собрались кровь и прочие жизненные соки. И была вся в мерзких зеленовато-фиолетовых пятнах.