Попрощавшись, Гарри нажал кнопку отключения и положил телефон на стол, где лежали блокноты, распечатки полученных сообщений, огрызки карандашей, недоеденный сэндвич и несколько исписанных и скомканных листков. Интересно, когда он в прошлый раз смеялся или хотя бы испытывал желание смеяться? Но сейчас он насмеялся вдосталь и почувствовал себя после этого значительно лучше.
«Собака на Луне» оказалась перворазрядным хитом. Сорок восемь миллионов долларов за трое суток — пятницу, субботу и воскресенье, — что на шестнадцать миллионов превышало самые радужные надежды «Уорнер бразерс». Студийные компьютеры теперь прогнозировали сумму в двести пятьдесят с лишним миллионов. Что же касается сценариста и постановщика Хесуса Арройо, двадцатичетырехлетнего парня с восточной окраины Лос-Анджелеса (Гарри заприметил его шесть лет назад среди участников литературной школьной программы, организованной для подростков из неспокойных бедных районов, и непрерывно опекал все это время), то карьера его в результате вышла на всемирную орбиту. За каких-то три дня он сделался новым enfant terrible, перед которым открылась широкая дорога к процветанию. Впереди его ждали многомиллионные контракты на новые картины. Бесчисленные приглашения участвовать в самых популярных телевизионных ток-шоу. Но где же малыш Хесус находился сейчас? Развлекался на горных курортах в Вейле, или Аспене, или же на драгоценном побережье Монтекито? Нет. Он прятался!
Гарри снова расхохотался. Хесус, этот умный, властный и совершенно зрелый режиссер, в глубине души оставался все тем же робким провинциальным парнишкой. Потому-то в звездный час жизни его никто не мог найти. Ни журналисты, ни друзья, ни нынешняя подружка, ни даже его агент, с которым Гарри только что разговаривал. Никто на свете.
Кроме Гарри.
Гарри точно знал, где он находится. Хесус Арройо Мануэль Родригес — таково его полное имя — сейчас был в доме своих родителей на Эскуэла-стрит в Восточном Лос-Анджелесе. Со своей мамочкой, со своим отцом, продолжавшим работать сторожем в больнице, со своими родными и двоюродными братьями и сестрами, тетями и дядями.
Да, Гарри знал, где он находится, и мог позвонить ему, но не хотел этого делать. Пусть Хесус сам распоряжается своим временем, пусть побудет с семьей. Он все равно уже в курсе происходящего. Если захочет, сам свяжется с теми, с кем сочтет нужным. Пусть уж празднует свою победу по-своему, а всю прочую ерунду, включая поздравительный звонок от его юриста, оставит на потом. Бизнес еще не стал основным содержанием его жизни, как это давно уже случилось у Гарри и подавляющего большинства прочих, кто добился процветания в индустрии развлечений.
Когда вчера он пришел наконец в забронированный номер гостиницы, его уже ждало восемнадцать звонков, на которые надо было бы ответить. Но он не стал звонить никому, а лег в кровать и проспал пятнадцать часов подряд. Он был настолько измучен и морально, и физически, что сама мысль о делах казалась ему неприемлемой. Зато сегодня, после общения с Фарелом, работа принесла ему столь необходимое облегчение. Тем более что все, с кем он говорил, поздравляли его с потрясающим успехом «Собаки», восхищались блестящей будущностью Хесуса Арройо, деликатно сочувствовали ему в связи с пережитой личной трагедией, просили прощения за то, что заставляют его заниматься делами при таких-то обстоятельствах, и после всех этих продолжительных вступлений переходили к делам.
На некоторое время это помогло Гарри, поскольку отвлекло его от самых насущных проблем. Но, закончив последний разговор, он осознал, что никто из тех, с кем он беседовал, не имеет ни малейшего представления о том, что его здесь терзает полиция и что его брат является главным подозреваемым в убийстве кардинала-викария Рима. А он не может никому об этом рассказать. Сегодняшние собеседники вроде бы считались его друзьями, на деле же их с ним связывали лишь нормальные деловые отношения и ничего больше.
И он впервые задумался о том, насколько одинока его жизнь. Кроме Байрона Уиллиса, который был давно женат, растил двоих детей и все же работал столько же, сколько Гарри, если не больше, у него не было ни одного настоящего друга, ни одной близкой души. Его жизнь протекала в таком стремительном темпе, что у него не хватало времени на налаживание и закрепление подобных отношений. То же самое касалось и женщин. Он принадлежал к самой сердцевине Голливуда, где красивых женщин было больше чем достаточно. Он использовал их, а они использовали его — таковы были правила игры. Закрытый просмотр, затем обед, затем секс, а потом снова за дела — заседания, переговоры, телефонные звонки, — и, возможно, никакого личного общения на протяжении нескольких недель. Самая продолжительная любовная связь была у него с одной актрисой и продолжалась чуть больше полугода. Слишком уж он был занят, слишком сосредоточен на делах. И до сего дня такое положение вещей казалось ему нормальным.
Отвернувшись от стола, Гарри подошел к окну и посмотрел наружу. Когда он в прошлый раз выглянул в окно, город был залит светом клонящегося к горизонту солнца. Теперь же стемнело, и Рим сиял сплошной россыпью огней. Прямо внизу лежала Испанская лестница и за ней площадь Испании, кишащая народом — приходящим, уходящим и попросту слоняющимся; тут и там виднелись группы полицейских в форме, чье присутствие убеждало в том, что положение на площади находится под их полным контролем и никаких неприятностей здесь не случится.
А дальше различалась паутина узких извилистых улочек, над которыми поднимались покрытые оранжевой и кремовой черепицей крыши жилых домов, магазинов и маленьких гостиниц, возвышающихся над древними кварталами вблизи черной ленты Тибра. На его противоположном берегу громоздился ярко освещенный собор Святого Петра; в той части Рима Гарри побывал сегодня рано утром. А далее находился Ватикан, вотчина Якова Фарела. Резиденция Папы Римского. Средоточие власти, распространяющейся по всему миру и подчиняющей себе девятьсот пятьдесят миллионов католиков. Место, где прошли последние годы жизни Дэнни.
Откуда Гарри мог знать, как его брат прожил эти годы? Чем объяснить поведение полицейских — то ли они действительно пытались узнать что-то новое, то ли попросту выполняли все формальности, которыми полагается окружать такое важное дело… Почему Дэнни покинул морскую пехоту и ушел в священники? Этого поступка брата Гарри никак не мог понять. Ничего удивительного — ведь с тех пор они практически не общались и у него попросту не было возможности расспросить Дэнни о причинах. А сейчас, глядя на сверкающий в лучах прожекторов купол собора Святого Петра, он спрашивал себя, не могло ли быть здесь, в самом Ватикане, чего-то такого, что подтолкнуло Дэнни сделать этот отчаянный звонок, а потом отправило в поездку навстречу смерти.
Так кого или чего он так боялся? И по какой причине? Сначала Гарри казалось, что ключом к разгадке может стать взрыв автобуса. Если полиции удастся определить, кто его устроил и зачем, она сможет прийти к выводу, что мишенью этого преступления был именно Дэнни. Если это так и если полиция составит хотя бы круг подозреваемых, то ей удастся сделать заметный шаг к тому, в чем Гарри, несмотря ни на что, был в душе уверен — что Дэнни невиновен и что его подставили истинные преступники. По каким-то ведомым им одним причинам. И снова он, как наяву, услышал голос, полный страха: «Гарри, я боюсь… Я не знаю, что делать… не знаю, чего ждать. Да поможет мне Бог».