Все было так неправдоподобно, будто Мартен переместился в параллельную вселенную. Но нет, он все еще оставался в реальном мире. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на Ребекку и увидеть удивление и любовь, с которыми она смотрела на Кабреру. Те же чувства читались в глазах Кабреры. Сам он мог быть кем угодно, но его жесты, взгляд, мимика не оставляли ни малейшего сомнения в абсолютной, беззаветной и непоколебимой любви.
Ранее, когда Николас танцевал с Ребеккой, она призналась ему, что готовится к переходу в русское православие. Она смеялась и рассказывала, какая это радость — изучать обряды, запоминать имена святых. А какое умиротворение и благодать снисходят на нее, словно все это становится частью ее существа…
Мысль о том, что в предстоящие несколько месяцев она станет не только женой Кабреры, но и русской царицей, будоражила и казалась невероятной. Лорд Престбери даже посмеивался, говоря, что Мартен скоро станет членом русской императорской фамилии, а потому самому лорду и леди Клементине придется вести себя с Мартеном куда почтительнее, чем до сих пор.
Сам же Николас никак не мог свыкнуться с мыслью о чудесных превращениях, которые произошли с Ребеккой. Еще совсем недавно она была немой, запуганной девочкой. И вот теперь — такое. Возможно ли?
В вихре танца он притянул Клем еще ближе и тут услышал голос Кабреры:
— Леди Клементина…
Мартен обернулся. Кабрера стоял совсем рядом:
— Не могу ли я похитить у вас Николаса на несколько минут? Мне очень хотелось бы кое-что с ним обсудить.
— Конечно, царевич, — вежливо улыбнулась леди Клем и, со знанием дела присев в реверансе, отошла в сторону. — Я буду с отцом, Николас, — сообщила она на прощание, и он проводил ее взглядом.
— Не подышать ли нам свежим альпийским воздухом? — Кабрера, повернувшись, указал на приоткрытую балконную дверь. — Вот тут, совсем рядом…
Почувствовав мимолетное замешательство, Мартен посмотрел ему в глаза.
— Хорошо, — согласился он в конце концов.
Кабрера пошел первым, благосклонно отвечая на заискивающие улыбки и поклоны гостей.
На обоих были практически одинаковые смокинги. Единственная разница между ними заключалась в том, что Кабрера держал в руке тонкую прямоугольную коробочку в цветастой обертке.
21.05
— Давайте-ка пройдемся, Николас. Эта дорожка освещена, к тому же с нее открывается хороший обзор виллы, особенно вечером.
Кабрера зашагал по покрытой снегом террасе, на которую выводила балконная дверь бального зала, по направлению к дорожке, скрывавшейся в лесу. Размякший и немного захмелевший, Мартен шел следом, не отставая. Вышли на дорожку. Морозный воздух бодрил — чувства обострились, и что-то заставило Мартена оглянуться через плечо.
За ними, соблюдая дистанцию, шел Мурзин.
— Поговаривают, что кое-кому из анархистов удалось просочиться в этот район долины, — перехватил Кабрера взгляд Мартена и широко улыбнулся. — Я уверен, что нам нечего опасаться. Но полковник, как всегда, перестраховывается.
Дорожка сузилась, словно протискиваясь между двух высоких елей. Кабрера остановился, пропуская Мартена вперед:
— Прошу.
Николас пошел первым.
— Хотел бы обсудить с вами кое-что, касающееся Ребекки. — Александр Кабрера догнал его, и они зашагали вместе. — Думаю, что вас это заинтересует.
За следующим поворотом дорожка повела вверх, в сторону от виллы. Мартен вновь оглянулся.
Мурзин по-прежнему шел следом.
— Его присутствие необязательно, — внезапно проговорил Кабрера. — Думаю, полковнику лучше вернуться на виллу, чем таскаться по пустому лесу, охраняя нас. Одну секунду.
С этими словами Кабрера пошел назад, навстречу Мурзину, все так же держа в руке яркую коробочку.
Мартен подышал на ладони, пытаясь их согреть, и поднял голову. В верхушках деревьев тихо шелестел ветер. Над грядой слева поднималась полная луна, и к ней уже подкрадывались облака. Скоро пойдет снег.
Он обернулся и увидел, что Мурзин и Кабрера разговаривают, затем полковник кивнул и направился к дому. А Кабрера пошел в обратном направлении — к Мартену. Внутри что-то кольнуло, и внутренний голос напомнил: «Не важно, как Кабрера выглядит. С кем знаком, как ходит, как разговаривает. Не важно, кто он сейчас и кем станет. Не имеет значения ничто. Он — Реймонд!»
— Прошу прощения, Николас. — Кабрера почти приблизился. Под его ногами громко хрустел снег.
В голове Мартена плясали мысли. Там, на вилле, Китнер отрекся от российского престола в пользу Кабреры. Если провести такую комбинацию планировалось раньше, в Лондоне, после посвящения Китнера в рыцари и его официального появления в качестве наследника престола перед иерархией Романовых на следующий день в русском посольстве, то домом на Аксбридж-стрит неизбежно воспользовались бы еще днем позже, в пятницу, 15 марта. Реймонд сделал пометку об этом в своем ежедневнике. Дом нужен был все для того же — поставить Китнера на колени и заставить отречься.
— У вас, кажется, есть знакомые в Лондоне? — как бы между прочим спросил Мартен, когда Кабрера подошел совсем близко.
— Лорд Престбери. Он человек из круга баронессы.
— А с другими вам доводилось встречаться?
— Кое с кем доводилось. А что?
Мартен решил рискнуть:
— Я недавно познакомился с британским биржевым брокером, который уже удалился от дел. Большинство времени он проводит на юге Франции, но у него есть большой дом у Кенсингтон-гарденс. Его зовут Диксон, Чарльз Диксон. Он живет на Аксбридж-стрит.
— Сожалею, но такого человека не знаю. — Кабрера махнул рукой вперед, призывая продолжить путь. — Может быть, пройдемся дальше? Я все же хотел бы поговорить с вами о Ребекке.
— А что с ней такое? — спросил Николас, когда они снова тронулись в путь.
Со стороны Кабреры не последовало никакой заметной реакции ни на имя Чарльза Диксона, ни на упоминание об Аксбридж-стрит. И манерами он совершенно не походил на Реймонда. Тонкая актерская игра? Или Мартен просто-напросто ошибается?
— Она совсем не та, какой вы ее воспринимаете.
— Что вы имеете в виду? — Мартен внимательно посмотрел на своего спутника.
Так кто это — Реймонд или нет? Если бы под рукой был диск Хэллидея или отпечатки пальцев Кабреры, то можно было бы прийти к каким-то определенным выводам. Но диска не было — его отправили в Москву.
— Ребекка ваша сестра юридически, но не по рождению, потому что вы с ней оба приемные дети. Я знаю об этом — она мне рассказывала. Чем теснее становились между нами узы взаимности, тем больше я чувствовал необходимость разобраться с ее прошлым. Это диктовалось причинами как политического, так и делового характера. Я очень люблю ее, но в любви легко ошибиться. Это может показаться бездушием и черствостью, но все же я хотел увериться, что с ней все в порядке, прежде чем сделать ей предложение. Надеюсь, вы понимаете меня, Николас.