Просто смотреть. Никогда в жизни Насте не было так холодно и одиноко. Сумрак был ее миром, враждебным, пугающим, равнодушным, но – ее. Ей нужно было справиться с ним самой. Прорваться сквозь серую пелену, понять ее. Никто не придет, не научит, не покажет дорогу через изнанку реальности. Но не заглядывать туда Настя не могла, и теперь ей приходилось искать путь в одиночку. Ждать помощи неоткуда, расспрашивать других Иных – бесполезно. Настоящие маги, точно знающие, как правильно и где их сторона, лишат Сумрак не только красок, но и объема.
Настя отчаянно держала оборону, лишь бы не дать обкорнать свою реальность, не позволить упростить ее. Но ее одолевали сомнения. Может, все-таки стоило остаться в Москве, чтобы узнать больше, не рубить вслепую. Однако – ее могли убедить. Настя знала, что ее можно убедить, зацепить за безнадежность и вынужденную немоту. И тогда она следом за Светлыми Иными разделила бы все и всех на светлое и темное. Заплатила бы цветом за избавление от одиночества. Слишком высокая цена… но вдруг она существует лишь в ее воображении? Что порождает сомнения – слабость или разум? Ведь Настя уже отказывалась от магии, не признавала, что отличается от людей, из-за страха перед серой пеленой, не догадываясь, что Сумрак – приобретение, а не потеря. Может, она снова ошибается. Настя тихо застонала, замотала головой, отгоняя отчаяние.
А краски в Сумраке были: Настя уже отчетливо видела их бледное мерцание. Грязь под ногами превратилась в кварцевый песок, и в каждой песчинке как будто светился цветной огонек. Старая береза выглядела так, будто ее написал Гоген – написал храбрыми мазками всех оттенков радуги, а потом обернул во много-много слоев полиэтилена, чтобы скрыть слишком яркие для этого мира краски. Настя подалась вперед, пытаясь прорваться сквозь эту мутную пленку. В ушах зашумело, как у ныряльщика, заплывшего слишком глубоко и уже не способного выносить чудовищное давление и холод. Серая пелена начала темнеть; Настя поняла, что вот-вот потеряет сознание, и отшатнулась, выдираясь в реальный мир.
Промозглая сырость парка показалась живой и теплой. Руки мелко дрожали от напряжения – как будто последний час Настя не рисовала, а тягала штангу. Светящиеся мушки перед глазами побледнели, но не исчезли; все-таки не цвет, всего лишь зрительные артефакты перегруженного мозга. Настя отложила кисть, вытащила из кармана шоколадку – вторая плитка за сегодня. А ведь она была равнодушна к сладкому… Жуя, осмотрела пришпиленный к этюднику лист акварельной бумаги.
Слабые, дрожащие штрихи, грязная мешанина оттенков серого. Настя на мгновение заколебалась – что-то было в этой акварельке, виделся какой-то проблеск… Но сколько уже набралось таких проблесков, а толку? Снова – не то. Настя сорвала рисунок, безжалостно смяла в ком, пачкая ладонь непросохшей краской. Ей захотелось закричать. Зажмуриться, сжать кулаки и завизжать во весь голос, топая ногами, безнадежно и отчаянно, понимая, что ответить может лишь эхо. Настя уже набрала в легкие воздуха, но ее опередили: с березы раздалось карканье, такое громкое и неожиданное, что девушка вздрогнула всем телом. В этом крике было что-то насмешливое, расхолаживающее, и Настя разом обмякла.
– Смешно, да? – спросила она у вороны, шумно возившейся в березовой кроне. – Тебе бы так…
Она сунула в рот еще один квадратик шоколада и вытянула перед собой ладони. Руки по-прежнему тряслись, да еще и покраснели и задубели от холода. Сейчас бы запить шоколадку горячим чаем – но термос давно опустел. Странно, наверное, она выглядит в глазах редких прохожих: невысокая девушка с короткими бесцветными волосами и неприметным лицом, протягивающая руки над пустым этюдником… Вон парень в оранжевой куртке сейчас шею свернет. Проходя мимо Насти, он близоруко прищурился, замедлил шаги.
– Тави?
Настя мягко качнула головой:
– Вы обознались.
Помявшись, парень зашагал дальше. Настя проводила его глазами, тихо вздохнула, откусила прямо от плитки. Руки по-прежнему никуда не годились, да и ноги уже подкашивались от слабости. Парк постепенно заполнялся тенями, небо набухло влагой, как гигантская грязная подушка. В воздухе висела тонкая водяная взвесь, и пахло снегом – тревожный, ускользающий запах, который скорее предчувствовался, чем ощущался на самом деле. Еще раз вздохнув, Настя принялась складывать этюдник. Опять ничего не вышло. Новые попытки приведут лишь к тому, что ей придется выбираться из парка в темноте. С ящиком, набитым безобразными комьями грязной акварельной бумаги.
* * *
К моменту, когда Настя вышла из маршрутки, промозглый дождик перешел в ледяной ливень, мигом превративший окрестности дома в одну большую лужу. От остановки до дома было всего ничего, но тяжелый этюдник мешал бежать и больно бил по бедру, когда Настя перепрыгивала через самые глубокие места. Она успела полностью промокнуть и так замерзла, что едва сумела открыть дверь: пальцы не слушались, и попасть ключом в замочную скважину оказалось довольно сложной задачей. Справившись наконец с замком, Настя сбросила в угол загрохотавший ящик с красками и принялась с омерзением сдирать с себя полные воды ботинки. Мухтар, Сторожевой Кот, ожег ее янтарным взглядом и, пружиня лапы, прошествовал мимо. Настя машинально отметила, что и без того здоровый сибиряк будто раздулся в два раза. Чем-то Мухтар был недоволен. Опять с мамой ноутбук не поделили, неуверенно подумала Настя. Согнали бедного с клавиатуры. Или еще как-то уязвили достоинство.
– Мама, я дома! – крикнула она.
– Наконец-то! – откликнулась та с кухни. – Андрюша тебя уже заждался!
Мамины слова скользнули мимо сознания. Мокрые холодные джинсы противно липли к ногам, носки хлюпали, и Настю бил озноб. Больше всего хотелось залезть в горячую ванну, а потом поужинать под хороший мультик – и для удовольствия, и для дела. Недавно Настя закончила наконец большую работу: макеты афиш, программок и меню хэллоуинской вечеринки для ночного клуба. Заказчик хотел чего-то жуткого, но симпатичного, и Настя измучилась, тычась на ощупь, как слепой котенок, в поисках нужных линий. Теперь она тоннами поглощала мультфильмы, высматривая закономерности в изображении отрицательных персонажей: здравый смысл подсказывал, что таких заказов будет еще немало. «Рапунцель» пересмотреть, там целая коллекция милых уродов… Но сначала – вылезти из мокрой одежды и отогреться в ванне.
– Какой Андрюша… – автоматически проговорила Настя, уже стоя на пороге своей комнаты, и замолчала.
Хороший был план. Простой и понятный. Только, оказывается, невыполнимый.
Андрей развалился в Настином кресле, удобно вытянув ноги на середину комнаты, и небрежно просматривал ее рисунки. Вид у него был самый невинный, как будто ввалиться в чужую комнату в отсутствие хозяйки – обычное дело. Сотруднику Ночного Дозора можно, он же борется за дело Света…
Настя открыла рот, чтобы немедленно выставить наглеца вон, – и ничего не сказала. Вряд ли Андрей покорно удалится, так зачем тратить нервы? Глупо же… Глупо скандалить – вдруг и правда уйдет. Это была не Настина мысль; это была мысль Тави, и Настя поспешно ее отбросила.
– А ты хорошо рисуешь, – сказал Андрей, – только странно как-то. Это что, Сумрак?