— Любое компульсивное поведение является патологическим, — ответил профессор.
— А позитивное поведение? Марши протеста?
— Мы считаем, что стоим на пороге открытия целого ряда болезненных состояний, связанных с различными аспектами общения. Генетические отклонения, вызываемые «геном комфорта», еще не сформулированы окончательно, но Колумбийский университет подал патентную заявку на сам ген, предполагая, что ценность гена будет повышаться по мере того, как будут идентифицироваться данные отклонения с полной определенностью.
Гоуд кашлянул.
— Мы совершили ошибку. Все эти нарушения наблюдаются в сфере общения. Это — «ген общения». На том и порешили.
Из интернет-издания «Бизнес онлайн»
УЧЕНЫЕ ОТКРЫЛИ ГЕН ОБЩЕНИЯ
Передается ли по наследству способность к общению? Ученые «Моркомб лабораториз» из Колумбийского университета отвечают на этот вопрос утвердительно. Они заявляют, что обнаружили ген, который регулирует эту способность, и подали патентную заявку на него.
«Нью-Йорк таймс»
ГЕН ОБЩЕНИЯ… КОГДА ПРЕКРАТИТСЯ ВСЯ ЭТА ЧУШЬ?
Приехали! Исследователи из Колумбийского университета заявляют, что открыли ген общения. Что дальше? Ген застенчивости? Ген затворничества? Ген монашества? А как насчет отвали-от-меня-гена?
На самом деле недобросовестные ученые попросту пользуются невежеством широкой общественности в отношении механизма действия генов. Ни один ген не контролирует те или иные поведенческие особенности. Почтеннейшей публике, к сожалению, об этом неизвестно. Она рассуждает так: если есть гены, определяющие цвет глаз, рост и курчавость волос, почему бы не быть гену, отвечающему за общительность? Ни один из ученых не желает высказаться на этот счет внятно и отчетливо. Все они заседают в советах директоров частных компаний и наперегонки гоняются за генами, которые смогут запатентовать ради собственной наживы.
Прекратится ли это когда-нибудь? По всей видимости, нет.
Из интернет-издания «Грист онлайн»
ХОТИТЕ ПООБЩАТЬСЯ? ЭТО ЗАПАТЕНТОВАНО
Исследовательская группа Колумбийского университета подала патентную заявку на ген, который, по ее утверждению, контролирует степень и форму общительности. Означает ли это, что наступит день, когда любой человек, принимающий антидепрессанты, или успокаивающие препараты, или средства от дефицита внимания, будет вынужден платить процент с каждой купленной упаковки лекарства Колумбийскому университету?
Как стало известно, фармацевтические гиганты Швейцарии уже вступили в ожесточенную схватку с целью получить лицензию на использование этого гена.
Слушания контрольной комиссии по биоэтике Национального института здоровья в Бетесде были организованы самым тщательным образом — так, чтобы на них царила атмосфера коллегиальности и раскрепощенности. Или, по крайней мере, их видимость. Все сидели за тем же длинным столом в хорошо знакомом им конференц-зале на третьем этаже, с объявлениями о предстоящих семинарах, висящими на стенах, и старенькой кофеваркой, шипевшей в углу. Поскольку кофе она готовила омерзительный, и это было общеизвестным фактом, его никто не пил.
Шестеро ученых, входящих в состав контрольной комиссии и собравшихся на это заседание, были одеты более формально, нежели обычно. Все в пиджаках, а один даже нацепил галстук. Однако чувствовали они себя свободно и непринужденно, обратив взгляды на человека, вызванного на сегодняшние слушания, доктора Рональда Марша. Ему был сорок один год, и он сидел за тем же столом.
— Каким же именно образом умерла эта двенадцатилетняя девочка?
Доктор Марш был профессором медицины в Техасском университете Остина.
— Она страдала врожденной почечной недостаточностью, передавшейся ей генетическим путем. С девятимесячного возраста девочку лечили с помощью диеты и почечного диализа. У нее наблюдалась некоторая задержка роста, но никакого умственного отставания. И сама девочка, и ее семья хотели совершить эту процедуру в надежде на то, что она сможет после этого жить нормальной жизнью и не будет привязана к аппарату диализа до конца своих дней. Как вы сами понимаете, это не жизнь, особенно для юной девочки.
Сидящие за столом невозмутимо слушали говорившего.
— Проанализировав факты, мы все пришли к единому мнению: с помощью прежних методов до взрослого возраста нам ее не довести. Гормональные изменения уже начали негативно сказываться на ее обмене веществ. В течение трех-четырех лет ее ожидала неминуемая смерть. И именно в связи с этим мы предприняли процедуру по переносу гена. — Марш помолчал. — Мы сознавали, на какой риск идем.
— Вы обсуждали этот риск с родными пациентки? — спросил один из ученых.
— Разумеется. Во всех деталях.
— А с самой пациенткой?
— Да. Она была умной девочкой, и первой предложила провести эту процедуру — вычитала о ней в Интернете. Она понимала, что риск огромен.
— Сообщили ли вы родителям пациентки о том, насколько велика опасность?
— Да, мы сделали это. Мы сказали им о том, что шансы на успех не превышают трех процентов.
— И, несмотря на это, они не отступились от своей идеи?
— Да, на них давила дочь. Она рассуждала так: если смерти все равно не избежать, то можно и рискнуть. Терять мне, дескать, нечего.
— Однако она была малолетней…
— Да, — сказал Марш, — и больной была тоже она.
— Вы получили письменные согласия?
— Конечно.
— Мы с ними ознакомились. Некоторые из них составлены в чрезмерно оптимистичных тонах, и степень опасности в них явно преуменьшена.
— Документы о согласии и разрешения составлены юридическим отделом больницы, — сообщил Марш. — И вы должны были заметить, что родные пациентки подписали заявление, в котором сказано, что они целиком и полностью информированы о степени риска. Кроме того, все доведенные до них сведения содержатся и в истории болезни пациентки. Мы не предприняли бы ни шагу, если бы все заинтересованные стороны не были полностью проинформированы и не дали бы свое согласие, обладая данной информацией.
В то время как доктор Марш произносил этот монолог, в комнату скользнул председатель комиссии доктор Роберт Беллармино и занял место в конце стола.
— И после этого вы провели процедуру? — спросил один из членов комиссии.
— Да, мы ее провели.
— Какой был использован вектор?
— Модифицированный аденовирусный раствор в комбинации со стандартными иммуносупрессивными добавками по протоколам Барлоу.
— Каков был результат?
— Почти сразу у нее взлетела температура — почти до 42 градусов. На второй день у пациентки появились признаки отказа различных органов. Восстановить деятельность печени и почек не удалось. На третий день она скончалась.