склонность к полноте. Его посетительница была смуглой, тощей как палка и хрупкой.
— Да, я знаю, — сказала она, разгадав его внимательный взгляд, — вы думаете, что я ничуть не похожа на вас. Но если бы мне вернуть мой натуральный цвет волос и немного прибавить в весе, вы сразу заметили бы сходство.
— Извините, — сказал Беннетт, садясь в кресло, — но, говоря откровенно, я действительно не вижу сходства.
— Не стоит извиняться, — передернула плечами женщина. — Представляю, каким шоком должно быть для вас мое появление в вашем кабинете в таком вот качестве.
— Ну, шок не шок, а неожиданность — это точно.
— Я поначалу хотела позвонить вам и предупредить о своем приходе, но потом передумала, решив, что вы скорее всего откажетесь меня принять. Вот и заявилась без предупреждения.
— Я вижу. Скажите, мисс Мерфи, что заставляет вас думать, что вы — моя дочь?
— О, в этом можете не сомневаться! Ваша! Тут сомнений быть не может.
Она говорила с бесхитростной уверенностью.
— Ваша мать утверждает, что была знакома со мной? — уточнил Беннетт.
— Нет.
— Она когда-нибудь со мной встречалась?
— О нет, что вы!
Он с облегчением вздохнул.
— Но тогда, боюсь, я не понимаю…
— Я перейду сразу к сути дела. Вы жили в Далласе? На Южной Мемориал?
Доктор наморщил лоб: — Да.
— Тогда у всех тамошних жителей брали образцы крови на тот случай, если им понадобится донорская кровь.
— Это было давно. — Беннетт погрузился в воспоминания. — Около тридцати лет назад.
— Да, но тем не менее образцы крови сохранились, папа.
И снова в ее голосе прозвучала непоколебимая убежденность.
— И что из этого следует? Она поерзала на стуле.
— Хотите подержать свою внучку?
— Не сейчас, спасибо. Женщина криво улыбнулась.
— Вы не такой, каким я вас представляла. Я думала, что доктор должен быть более… отзывчивым. В клинике в Бельвю, где я отвыкала от метадона, хватало отзывчивых людей.
— Мисс Мерфи, — заговорил он, — позвольте мне…
— Но когда я избавилась от наркотиков и когда у меня появилась эта чудесная дочь, я решила разобраться в своей жизни. Мне захотелось, чтобы моя крошка знала своих бабушку и дедушку, и, наконец, мне захотелось встретиться с вами.
«С этим пора заканчивать!» — подумал Беннетт и встал из-за стола.
— Мисс Мерфи, вы понимаете, что я могу сделать анализ ДНК, и он покажет…
— Да, я это понимаю, — перебила его посетительница и бросила на его стол сложенный вдвое лист бумаги.
Беннетт медленно развернул его, — это был отчет из генетической лаборатории в Далласе. Он прочитал первый абзац, и у него закружилась голова.
— Тут говорится, что вы определенно мой отец. Существует лишь один шанс из четырех миллиардов, что вы им не являетесь. В лаборатории сравнили мой образец крови с вашим — тем, который хранился все эти годы.
— Это какое-то безумие! — пробормотал Беннетт, рухнув в кресло.
— А я думала, вы меня поздравите, — сказала она. — Ведь вычислить вас было не так легко. Двадцать восемь лет назад моя мама жила в Сент-Луисе, и в то время она была замужем…
В Сент-Луисе Беннетт учился в медицинской школе.
— Но вы же сказали, что она меня не знает!
— Она прошла процедуру искусственного оплодотворения, использовав сперму анонимного донора. Каковым являлись вы.
У Беннетта потемнело в глазах.
— Я предположила, что донор был студентом-медиком, — продолжала она, — поскольку мама обратилась в медицинскую школу, а у них был собственный банк спермы. Ведь студенты медики тогда сдавали сперму за вознаграждение, верно?
— Да, по двадцать пять долларов.
— Ну вот, видите! Неплохие карманные деньги в то время. И как часто это можно было делать? Раз в неделю? Пришел, кончил в пробирку, и — на четверть сотни богаче!
— Да, что-то в этом роде.
— Клиника сгорела пятнадцать лет назад, а с ней и все записи. Но я отыскала студенческие альбомы выпускников и внимательно изучила их. Каждый год в школе училось сто двадцать студентов, половину которых составляли девушки. Если их исключить, остается шестьдесят молодых людей. Отбрасываем азиатов и прочих нацменов и получаем примерно тридцать человек. Приняв во внимание факт, что в те времена сперма хранилась не более года, я составила список из ста сорока имен, которые нужно было проверить. Все заняло гораздо меньше времени, чем я ожидала.
Беннетт смотрел на женщину бессмысленным взглядом. Ее слова доносились до него словно через толстую перину.
— Но хотите, скажу вам правду? — продолжала она. — Когда я увидела вас на фотографии в альбоме выпускников, я сразу все поняла. Что-то такое в ваших волосах, бровях… — Она пожала плечами. — И вот я здесь.
— Но этого не должно было случиться, — проговорил Беннетт. — Мы все были анонимными донорами. Нас невозможно было проследить. Никто из нас никогда не должен был узнать, родился от него ребенок или нет. Анонимность донора являлась законом.
— Что ж, — был ответ, — те времена в прошлом.
— Однако я не давал согласия быть вашим отцом, и это — главное.
Женщина снова пожала плечами.
— Ну что я могу сказать?
— Я всего лишь помогал бесплодным парам обзавестись ребенком, а мне самому он был не нужен!
— И все же я — ваш ребенок.
— Но у вас ведь есть родители.
— Я — ваша дочь, доктор Беннетт, и могу доказать это в суде.
Повисло молчание. Они смотрели друг на друга. Ребенок гугнил и извивался.
— Я хотела встретиться со своим биологическим отцом.
— Что ж, вы с ним встретились. Что дальше?
— И еще я хотела, чтобы он выполнил свои обязанности и обязательства. Потому что после того, как он поступил со мной подобным образом…
«Ага, вот оно! — метнулось в мозгу у Беннетта. — Карты выложены на стол!»
— Мисс Мерфи, — медленно проговорил он, — от меня вы ничего не получите.
Он встал. Она тоже встала.
— Тем, что я стала наркоманкой, — сказала она, — я обязана вашим генам.
— Прекратите нести чушь.
— Ваш отец был алкоголиком, а у вас в молодости тоже были проблемы с наркотиками. Вы носите в себе гены наркотической зависимости.
— Что еще за гены такие?
— AGS3. Героиновая зависимость. DAT1. Кокаиновая зависимость. У вас есть эти гены, и у меня тоже. Их передали мне вы. Вы не имели права сдавать свою дефектную сперму.