— Прекрати!
Тот, смутившись, закивал головой. Тем временем Фрэнк Барнет отвечал:
— Я не знаю точно, сколько я потерял. Килограммов двадцать или двадцать пять.
— Наверное, одежда на вас сидела ужасно?
— Не то слово! Не сидела, а висела.
— А как обстояло у вас дело с жизненными силами? Могли ли вы с легкостью преодолеть лестничный пролет?
— Нет, я поднимался на две-три ступеньки, а потом останавливался, чтобы отдохнуть.
— То есть вы быстро уставали?
Алекс пихнула адвоката локтем в бок и шепотом подсказала:
— Вопрос уже задан и ответ на него получен. Адвокат тут же вскочил на ноги и вздернул вверх
руку.
— Протестую, ваша честь! Мистер Барнет уже сообщил высокому суду о том, что у него была обнаружена острая форма онкологического заболевания со всеми вытекающими отсюда последствиями!
— Да! — с готовностью кивнул Родригес. — И он также сказал, что был крайне напуган. Но я полагаю, присяжные должны знать, насколько отчаянным было его положение.
— Протест отклоняется.
— Благодарю вас. Итак, мистер Барнет, вы потеряли четверть своего веса, вы были так слабы, что не могли подняться больше, чем на пару ступенек, и у вас нашли практически неизлечимую болезнь — лейкемию — в последней стадии. Я все правильно излагаю?
— Да.
Алекс стиснула зубы. Ей отчаянно хотелось положить конец этому допросу — заведомо предвзятому и не имеющему никакого отношения к главному вопросу: предосудительно ли вел себя доктор ее отца после того, как курс лечения был окончен? Но судья позволил всему этому продолжаться, и тут уж она была бессильна. Кроме того, противнику нельзя было давать оснований для возможной апелляции.
— И вот, — продолжал Родригес, — оказавшись в беде, на краю пропасти, вы обратились к врачу, который считался лучшим специалистом по этому заболеванию на всем Западном побережье. Так?
— Так.
— И он вылечил вас?
— Да.
— Вылечили! Этот блестящий специалист, неравнодушный человек и доктор от Бога вылечил вас! — воскликнул Родригес, как телевизионный проповедник в кульминационный момент своей проповеди.
— Протестую! — вскинулся адвокат ее отца. — Ваша честь, доктор Гросс — врач, а не святой!
— Протест поддерживаю.
— Хорошо, — сказал Родригес, — давайте по-другому. Мистер Барнет, как давно вам был поставлен диагноз «лейкемия»?
— Шесть лет назад.
— А теперь скажите, разве не считается раковый больной излечившимся, если после диагностирования онкологического заболевания он прожил пять лет?
— Протестую! Подобный вопрос может быть адресован только эксперту!
— Протест принят.
— Ваша честь, — заговорил Родригес, повернувшись к судье, — я не понимаю, почему адвокат истца то и дело заявляет протесты. Ведь я всего лишь пытаюсь доказать, что доктор Гросс вылечил мистера Барнета от смертельного заболевания!
— А я не понимаю, — ответил судья, — почему адвокат ответчика не может задавать вопросы просто и ясно, без двусмысленных околичностей, вызывающих протесты противоположной стороны.
— Я все понял, ваша честь. Благодарю вас за разъяснение. Мистер Барнет, согласны ли вы с тем, что вас вылечили от лейкемии?
— Да.
— В настоящее время вы полностью здоровы?
— Да.
— Кто, по вашему мнению, вылечил вас?
— Доктор Гросс.
— Благодарю вас. Если не ошибаюсь, вы заявили суду, что, когда доктор Гросс попросил вас вернуться для дальнейших исследований, вы решили, что по-прежнему больны?
— Да.
— Доктор Гросс говорил вам, что у вас все еще наблюдается лейкемия?
— Нет.
— Говорил ли вам это кто-нибудь из его сотрудников?
— Нет.
— Итак, — подытожил Родригес, — вам никто и никогда не заявлял, что вы все еще больны. Я правильно понял ваши показания?
— Правильно.
— Вот и прекрасно! А теперь вернемся к вашему лечению. Вам была сделана операция и проведен курс химиотерапии. Как, по-вашему, это был обычный курс лечения от Т-клеточного острого лимфобластного лейкоза?
— Нет, мое лечение не было обычным.
— Это была какая-то новая медицинская технология?
— Да.
— Вы были первым пациентом, прошедшим этот
принципиально новый курс лечения?
— Да, первым.
— Об этом вам сообщил доктор Гросс?
— Да.
— А сказал ли он вам, каким образом был разработан этот курс лечения?
— Он говорил, что это — часть научно-исследовательской программы.
— Значит, вы дали согласие на то, чтобы участвовать в этой научно-исследовательской программе?
— Да.
— Вместе с другими пациентами, страдающими тем же заболеванием?
— Ну, наверное, да. Я думаю, были и другие.
— В вашем случае данный курс лечения принес результаты?
— Да.
— Вы излечились?
— Да.
— Благодарю вас. Итак, мистер Барнет, известно Ли вам, что, разрабатывая новые лекарства, необходимые для борьбы с различными недугами, ученые нередко получают их из тканей больных или испытывают их на этих тканях?
— Да.
— Вы знали, что ваши ткани будут использованы таким же образом?
— Да, но не в коммерческих…
— Прошу прощения! Ответьте одним словом: просто «да» или «нет». Когда вы дали согласие на использование ваших тканей в исследовательских целях, вы знали, что из них могут быть получены или на них могут быть испытаны новые лекарственные средства и препараты?
— Да.
— Вы отдавали себе отчет в том, что, если бы такой препарат удалось получить из ваших тканей, он стал бы доступен другим больным?
— Да.
— Вы подписали бумагу, в которой подтверждали свое согласие на это?
Последовала долгая пауза, а затем: — Да.
— Благодарю вас, мистер Барнет. У меня больше нет вопросов.
* * *
— Ну, как, по-твоему, все прошло? — Спросил отец, когда они с Алекс вышли из здания суда. Завершающие выступления были назначены на завтра, а сейчас они неторопливо направлялись к автомобильной стоянке по раскаленному асфальту центральной части Лос-Анджелеса.
— Трудно сказать, — ответила Алекс. — Они очень здорово умеют передергивать факты. Мы знаем, что в результате этой программы не появилось никакое новое лекарство, но вряд ли присяжные понимают, что происходит. Мы вызовем в суд экспертов, и они объяснят, что университет просто-напросто извлек из твоих тканей клеточную линию и использовал ее для производства цитокина — по тому же принципу, как он вырабатывался в твоем теле. Ни о каком новом препарате речь тут не идет, но вряд ли присяжные способны уловить разницу. Кроме того, Родригес явно делает все, чтобы поставить знак равенства между нашим делом и делом Мура, которое слушалось лет двадцать назад. Они и впрямь похожи. У Мура под лживыми предлогами изымались ткани, а затем продавались на сторону. Университет с легкостью выиграл тот процесс, хотя, по идее, должен был проиграть.