«Госпожа Ламанова! Если вы не хотите, чтобы в газетах появились статьи о том, что вы шьете платья для оргий извращенцев, подтвержденные этой фотографией, то приготовьте двадцать тысяч рублей для передачи мне. Сегодня вечером в шесть к вам постучится мальчик. Отдайте ему ваше письменное согласие передать мне деньги. При попытке связаться с полицией я немедленно направлю фотографии в газеты.
Ваш доброжелатель».
— Кто принес письмо? — спросил я.
— Мальчишка. Оборванец.
Я не стал уточнять, как он выглядел — скорее всего шантажист нашел какого-нибудь оборвыша, дал ему гривенник и велел снести письмо в ателье. Передать первой попавшейся девушке и тут же убежать. И ищи его как ветра в поле — во всей огромной Москве, где все мальчишки-оборванцы на одно лицо.
Я посмотрел на часы — было уже почти девять. Если мальчик и приходил за ответом, то вид охраны Елизаветы Федоровны его должен был отпугнуть.
Снова взял фотографию. Все это казалось очень странным. Если доктор Зиновьев прав и Юра не сам повесился, значит, мы имеем дело с убийством. Но кто мог убить юношу? Кто-то из масок? Сутенер, назвавшийся Аркадием Венедиктовичем Бромом? Фотограф Леонид, имеющий, вероятно, какие-то отношения с Бромом? Или это убийство совершенно не связано с «масками»? Но как тогда понимать клочок бумажки с рисунком из кармана мертвого Юры? Или это совпадение? Возможно, его смерть вообще имеет отношение к другим людям, связанным или не связанным с Юрой, — ведь я совершенно ничего о нем не знал.
Ну, и кроме того, одно дело — шантаж и совсем другое — убийство. В своей репортерской практике я пока не встречал преступников, которые бы занимались и тем и другим одновременно. Впрочем, я общался, как правило, с профессиональными преступниками, у которых был своеобразный кодекс правил и распределение по профессиям. А если тут действовал не профессиональный преступник? Тогда этот свод правил вовсе не мог ограничивать его.
Пожалуй, следует навестить еще раз фотографа Леонида и расспросить его строже.
— Что вы собираетесь делать? — повернулся я к Ламановой. — Будете платить?
— Ни в коем случае! — вскрикнула она. Но тут пришел официант с подносом и начал расставлять тарелки и блюда. Пока он не закончил свое дело и не скрылся за дверью, Ламанова молчала. Но потом продолжила с прежним жаром:
— Ни в коем случае! Во-первых, меня никогда еще не шантажировали, и я совершенно не хочу, чтобы кто-то подумал, что со мной этот фокус пройдет. Во-вторых, у меня просто нет сейчас таких денег! Только десять тысяч, полученные от Станиславского на костюмы для спектакля.
— Но мне показалось, что ваше ателье процветает, — осторожно заметил я.
— Ну и что? — ответила Надежда Петровна, беря нож и вилку. — Вся прибыль тут же вкладывается в дело. Кроме того — не забудьте — я строю дом. Мужу уже пришлось взять кредит. Да и я трачу огромные средства. Нет. Никаких денег у меня сейчас нет. А если бы и были — никому я их не отдам.
И Надежда Петровна вонзила вилку в кусочек рыбы так, что чуть не расколола тарелку.
— Простите, Владимир Алексеевич, — сказала она мягче. — Я устала и выведена из себя. Налейте мне немного вина.
Некоторое время мы молча ели. Наконец, отложив вилку в сторону, я вытер губы белоснежной салфеткой с вышитой монограммой ресторана и спросил:
— Вы узнаете платья на этой фотографии? Можете сказать, для кого они шились?
— Конечно. Это довольно… простая работа — мне тут даже не пришлось особо работать. Платья шились в основном по парижским и австрийским журналам. Я не все помню, кроме вот этого.
Она указала на мужчину в маске, сидящего на диване рядом с Юрой.
— Помните, я вам рассказывала про молодую даму, которая оказалась простой няней, но при этом имела деньги на то, чтобы сшить платье у меня в ателье? Я еще встретила ее на бульваре.
Я кивнул.
— Так вот. Она шила у меня именно вот это платье.
— Вы говорили, что было еще несколько таких же странных девушек.
— Да.
— Может так случиться, что и остальные платья на этой фотографии были пошиты для них?
Ламанова остро взглянула на меня.
— То есть вы считаете, что на самом деле девушки были просто?..
— Просто ходячими манекенами. Судите сами, — сказал я, — если вы мужчина, то вы не пойдете в ателье и не закажете себе вечернее платье. Но вы можете найти девушку или женщину, примерно равного с вами роста и комплекции, дать ей денег и тогда она сделает это для вас.
— Чепуха! — возразила Надежда Петровна. — Так может говорить только тот, кто совершенно не понимает разницы между мужской и женской фигурой. Да, я лично не занимаюсь подробными измерениями фигур клиентов, как это делают всякие там петербургские французы. Но это не значит, что я не знаю их системы снятия мерок. Вот вы, Владимир Алексеевич, скажите, какая бывает шея у женщин?
— Ну… белая… длинная, — растерялся я. В голове вдруг возникли строчки Козьмы Пруткова: «Шея девы — наслажденье…»
— Ха! Послушайте. В зависимости только от горизонтального сечения, милейший Владимир Алексеевич, шея женщины может быть круглой, горизонтально-эллиптической, конической, цилиндрической и так далее.
— Конической?
— Да-да! А плечи? Высокие, низкие, узкие, широкие и, кстати, нормальные. А грудь?
Я кашлянул.
— Ну, Владимир Алексеевич? — насмешливо посмотрела на меня Ламанова. — Что вы скажете о многообразии женской груди?
— Мнэ-э-э… — замялся я, чувствуя, что краснею все сильней. — Она… разнообразна.
— Точно! Даже не буду перечислять все профессиональные термины, чтобы вас не… утомлять. И вот — каждая часть женского тела имеет неповторимый объем, наклон, полноту, изгиб и так далее. А потому закройщик меряет и полуобхват шеи, и полуобхват груди первый, и полуобхват груди второй, третий, четвертый — каждый отличается от предыдущего по положению на теле. И это — только грудь, которая, как вы точно подметили, разнообразна по своей природе. Налейте мне еще вина, пожалуйста.
Я выполнил просьбу и подумал: как бы после нескольких бокалов Надежда Петровна не начала мне показывать все эти полуобхваты на себе — да еще и в отдельном кабинете. Не скажу, чтобы она была непривлекательной, однако я был женат… А кроме того, будучи сам крупным мужчиной, отдавал предпочтение женщинам чуть более изящного телосложения — скажем так.
— Десятки параметров, — выпив немного вина, сказала Ламанова. — И вы хотите мне сказать, что мужчина может послать вместо себя женщину, чтобы она сшила платье по своим меркам, а потом просто взять это платье и надеть его на себя, чтобы оно село? Такого просто не может быть.
— Но посмотрите, — сказал я, указав на фотографию мужчин на диване. — Они же одеты в платья, которые вы сшили для подставной женщины. Разве нельзя подложить что-то в районе груди, в районе бедер, чтобы платье село?