Смайл вздохнул:
– Не исключено, Джорджи, что твои страдания юного Вертера – вовсе не любовная горячка, а всего лишь голос крови. Я посмотрел в словаре. По-русски дети одной матери от разных отцов называются е-ди-но-ут-роб-ны-е, а от одного отца и разных женщин – е-ди-но-кров-ны-е. Понимаешь?
Егор выразил свое «понимание ситуации» вполне исчерпывающе:
– Э-э…
– Полина вполне может оказаться твоей е-ди-но-кров-ной сестричкой, – терпеливо повторил Смайл. – Вы, кстати, даже похожи. Особенно уши.
– Ты с ума сошел!
– Вовсе нет, – пожал друг плечами. – А вот ты – вполне можешь, если не постараешься взять себя в руки. Ничего ужасного ведь не произошло. Начнем с того, что, может, вы еще и не родственники. Выяснить это можно или у Грейс-старшей или через генетическую экспертизу. Не в девятнадцатом веке живем. Ну и добыть образец девичьей слюны не кажется мне такой уж неразрешимой задачей. Но учитывать нужно все возможности. К примеру, покопавшись в себе, ты можешь осознать, что твои чувства – скорее братские, чем… небратские. Не надо на меня кидаться, договорились? Все претензии – к судьбе, она такая шутница. Если же твоя буйная страсть все-таки не слишком братская, тоже ничего страшного. Да не бледней ты так. Как девчонка, честное слово. Ну да, близкородственные связи в человеческом обществе обычно не поощрялись. Хотя тоже не всегда. Египетские фараоны вообще исключительно на родных сестрах женились. В моей Индии двоюродные жених-невеста – самое обычное дело. Я тебе скажу как сын доктора, то есть как человек, пропитанный всевозможной медицинской информацией. Близкородственные связи – не очень хорошо, если повторяются из поколения в поколение. Ну и вообще – увеличивается риск наследственных заболеваний у потомства. Но во-первых, ты пока вроде не собрался жениться на своей Полине. А только влюблен. В нашем возрасте это дело такое: сегодня люблю, завтра и не вспомнишь. «Ромео и Джульетта» с чего начинаются?
Егор задумался лишь на мгновение:
– Ромео чахнет от любви… к Розалинде.
– Вот-вот. Но предположим, что Грейс-младшая – твоя единственная и неповторимая на всю жизнь. И даже предположим, что она ответит на твою пылкость взаимностью. Ну, всякое бывает. Но и тут ничего страшного. Уж чего-чего, а генетические анализы современная медицина делать вполне научилась. Нет ничего проще, чем выяснить, не родится ли у двух влюбленных какой-нибудь уродец.
– Ты так спокойно обо всем этом говоришь…
– Джорджи, я вырос в медицинской среде, я не привык беспокоиться из-за того… из-за чего беспокоиться не имеет смысла. А уж тем более сейчас-то, сегодня, сию минуту эти вопросы вообще не стоят. Знать тебе обо всем этом, конечно, нужно, но пока у тебя первым в очереди стоит знакомство. Что там дальше, никто не знает и знать не может. Вдруг твоя Полина вообще свой пол предпочитает?
– Прекрати! – Предположение друга привело Егора в ужас.
– Все бывает, – философски заметил Смайл. – Нынче это как-то модно стало. – Он смотрел куда-то мимо плеча Егора. – Тс-с. Не оборачивайся. Точнее, обернись, но медленно. Дамы семейства Грейс выходят из дома.
Егор обернулся так стремительно, словно внутри него сорвалась какая-то пружина.
К дому напротив кофейни подъехал кэб. Полина с матерью уже стояли на крыльце, одетые «на выход».
– Не суетись. – Смайл придержал дернувшегося и готового было вскочить и бежать приятеля за рукав. – Они всего лишь собрались в театр. Хотя вполне могли бы и пешком. Погода не по-лондонски прекрасная, а идти им всего три квартала.
– Ты знаешь, куда они собрались? – Егор опять начал нетерпеливо подпрыгивать в неприспособленном для этого кресле.
– Конечно. – Улыбку Смайла можно было бы назвать самодовольной – если бы в юноше вообще была хоть капля самодовольства. – Я думаю, это мамашина инициатива. Подозреваю, что Грейс-старшая в театре назначает деловые встречи. И таскает с собой дочь. Хотя младшая предпочитает рок-концерты и прочий шум. Ну как, двинемся и мы?
– Куда? На концерт?
– В театр, балбес. Вот билеты, – на стол легли две броские глянцевые «книжечки».
Егор осторожно потрогал гладкую бумагу:
– Ты прямо какой-то старик Хоттабыч. Билеты… надо же!
Смайл нахмурился:
– Почему я старик? И хот… даб… инч? Горячая ванна дюйм? Что это? Переведи.
– Не важно, – отмахнулся Егор. – Литературный персонаж. Такой полезный дедуля, вроде джинна из Аладдиновой лампы. Ты говоришь – мать ее с собой таскает. Они часто в театр ходят?
– Теоретически – еженедельно. У госпожи Грейс абонемент, – сообщил Смайл. – Как происходит на практике – они же не живут в Лондоне, а так, наезжают, – сам увидишь. Будешь по пятницам повышать свой культурный уровень. Кажется, так говорят в твоей стране? Ну и заодно поглядишь, не подвернется ли случай познакомиться с твоей королевой. Можешь купить школьный абонемент, это совсем недорого. Как один раз сходить на твой любимый футбол.
– К черту футбол! – Егор почему-то крикнул это по-английски. Бариста за стойкой и скучавший возле него шикарный официант обернулись на его вопль так, словно он взорвал в их кофейне бомбу.
Но Егору было наплевать на всех на свете официантов и все на свете приличия. У него появилась надежда! Даже больше! У него появилась перспектива! Практически план действий!
Увы. Не прошло и десяти дней, как от планов остались одни ошметки.
Сперва этот странный звонок отца: «Ничему не верь. Я пропал, но я вернусь. Никому не говори, что я звонил. Особенно маме». Дикость какая-то. Да и кому бы Егор мог рассказать? Только Смайлу. Тем более что примерно в это же время исчезли и «дамы Грейс». Во всяком случае, апартаменты, где они квартировали, опустели.
Совсем странные новости пошли и из России. Мать по телефону несла какую-то дичь, перемежаемую истерическими рыданиями и тут же – требованиями «не обращать ни на что внимания и спокойно учиться». Единственное, что можно было понять из ее сумбурных речей, – произошло что-то безумное, ненормальное, а отец пропал. Собственно, он действительно пропал. После того странного звонка его телефон больше не отвечал. Только механический голос повторял по-русски и по-английски: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, позвоните позже».
Дальше все стало еще хуже.
Мать, всегда предпочитавшая телефон электронной почте, вдруг прислала письмо с пачкой вложений. С отсканированных газетных страниц орали жуткие заголовки: «Кровавый след от Питера до Инзера», «Бизнесмен, подозреваемый в убийстве «ночной бабочки», закончил свое бегство в Предуралье» – и прочее в этом духе. Фотографии были еще кошмарнее: мертвая девушка в залитой кровью постели, обезображенное тело на камнях посреди бурлящего потока и рядом – снимок с какой-то презентации: улыбающийся отец весело что-то рассказывает «на камеру».
Глядеть на смеющееся отцовское лицо рядом с изображением исковерканного до неузнаваемости тела было невыносимо. Как?! Да что же это, черт побери, такое?! Егор закрывал глаза, чтобы не смотреть – но злые картинки точно впечатались в мозг и горели под сомкнутыми веками еще ярче, чем на мониторе.