— Ну вот, сегодня ты встала рано и выглядишь свежее, — прокомментировала мать ее появление в кухне. — Будешь овсянку?
— Немного, когда вернусь. Я на пробежку.
— Только не изматывай себя сильно. Ты такая бледная, никакого румянца.
— Именно румянца я и пытаюсь добиться, мама! — Грания сдержала улыбку. — Увидимся позже.
— Постарайся не простудиться! — крикнула Кэтлин дочери.
Через кухонное окно она наблюдала, как Грания бежит вниз по узкой тропинке, которая когда-то служила основанием древней каменной стены, высившейся в полях. Тропинка вела к дороге и далее к другой тропке, уходившей вверх, в скалы.
Когда Грания приехала домой, ее вид шокировал мать. Кэтлин не видела ее всего три года, и за это время ее цветущая красавица дочь — кровь с молоком, блондинка с волнистыми локонами и веселыми бирюзовыми глазами, которая всегда притягивала к себе внимание окружающих, как будто растеряла часть жизненных сил. Кэтлин даже сказала мужу, что их дочь теперь похожа на яркую розовую блузку, но ошибке попавшую в стирку вместе с темным бельем и превратившуюся в скучное сероватое подобие самой себя.
Кэтлин знала, в чем причина этого превращения. Грания сказала ей, когда звонила из Нью-Йорка и спрашивала, можно ли приехать домой на некоторое время. Конечно, Кэтлин не возражала — перспектива провести время с дочерью радовала ее. И все же она не могла полностью понять причины ее побега. С точки зрения Кэтлин, именно в такой момент Грания должна была остаться рядом со своим мужчиной, чтобы они могли поддержать друг друга в тяжелой ситуации.
Мэтт, этот чудесный молодой человек, теперь звонит каждый вечер, чтобы поговорить с ней, но Грания упрямо отказывается подходить к телефону. Кэтлин всегда испытывала симпатию к Мэтту. Привлекательная внешность, мягкий акцент уроженца Коннектикута и безупречные манеры — он напоминал Кэтлин кинозвезд, которыми она восхищалась в юности. Роберт Редфорд в молодости — вот как она воспринимала Мэтта. И никак не могла понять, почему дочь так и не вышла за него замуж. Грания очень упряма, если ей что-то взбредет на ум, и теперь она рискует окончательно потерять Мэтта.
Кэтлин не особенно хорошо разбиралась в устройстве современного мира, но понимала мужчин и их суть. Они не похожи на женщин и не любят, когда их подолгу отвергают. Кэтлин была абсолютно уверена: очень скоро Мэтт отступится и вечерние телефонные звонки прекратятся.
Хотя, возможно, ей известно не все...
Вздыхая, она убрала со стола в раковину оставшиеся после завтрака тарелки. Грания была ее любимой дочкой. Она единственная из клана Райанов покинула семейный дом и сделала все возможное, чтобы семья, и особенно мать, гордилась ею. Родственники постоянно интересовались, как дела у Грании, и рассматривали вырезки из газет, присланные ею, с репортажами о ее последних выставках в Нью-Йорке. Всех завораживали упоминания о состоятельных клиентах, для которых она отливала в бронзе бюсты их детей или домашних любимцев...
Добиться успеха в Америке по-прежнему было пределом мечтаний любого ирландца.
Кэтлин насухо вытерла тарелки и столовые приборы и убрала их в деревянный шкаф. Конечно, она прекрасно понимала: никто не может похвастаться тем, что у него все идеально. Она всегда считала — Грания не из тех женщин, кто мечтает поскорее услышать в доме топот детских ножек, и смирилась с этим. В конце концов, у Кэтлин есть замечательный здоровый сын, который обязательно когда-нибудь подарит ей внуков. Но как выяснилось, Кэтлин ошиблась: несмотря на успехи Грания в Нью-Йорке, который для Кэтлин всегда был центром вселенной, ее дочери недоставало детей. И пока они не появятся, Грания не будет счастлива.
Теперь Кэтлин постоянно думала о том, что ее дочь во всем винит себя. Несмотря на новомодные лекарства, призванные помочь и ускорить то, что является загадкой природы, молодость нельзя было заменить ничем. Сама она родила Гранию в девятнадцать. И у нее оставалось достаточно энергии, чтобы через два года завести второго ребенка. А Грания уже тридцать один. И что бы ни говорили современные карьеристки, невозможно иметь в жизни все.
Кэтлин очень сочувствовала потере Грании, но все же предпочитала принять все как есть и не тосковать по несбывшемуся. С этой мыслью она отправилась наверх застилать постели.
Грания опустилась на влажный, покрытый мхом камень, чтобы перевести дыхание. Она дышала часто и тяжело, словно дряхлая старуха, — очевидно, что потеря ребенка и отсутствие в последнее время тренировок не могли не повлиять на ее форму. Стараясь отдышаться, она опустила голову между коленями и смяла ногой сухой куст полевой травы. Но трава на удивление крепко вросла корнями в землю, и вырвать ее было невозможно. Если бы только малыш, зародившийся тогда внутри ее, оказался таким же крепким...
Четыре месяца... Именно в тот момент, когда они с Мэттом решили, что опасность миновала. Всем известно, что к этому сроку все тревоги обычно остаются позади. И Грания, прежде испытывавшая крайнюю тревогу, наконец, начала расслабляться и даже предалась мечтам о том, как она станет матерью.
Они поделились новостью с будущими бабушкой и дедушкой с обеих сторон. Элейн и Боб, родители Мэтта, пригласили их в отель «Эскаль» неподалеку от своего особняка в закрытом поселке Бель-Хейвен в Гринвиче. Боб прямо спросил, когда же, учитывая положение Грания, они объявят о долгожданном бракосочетании. В конце концов, и Боб явно дал это понять, на свет появится их первый внук, и он должен носить фамилию отца. Грания держалась стойко — она всегда выпускала коготки, если ее загоняли в угол, особенно при разговорах с Бобом — и ответила, что они с Мэттом еще не обсуждали этот вопрос.
Через неделю к подъезду их дома в районе Трайбека подъехал грузовик с логотипом универмага «Блумингсдейл», и водитель сообщил в интерком о доставке полной обстановки для детской. Будучи суеверной, Грания не разрешила поднимать вещи в лофт, и их отнесли в подвал, где им предстояло ожидать своего часа. Наблюдая за тем, как многочисленные коробки складывают в угол, Грания поняла, что Элейн предусмотрела все.
— Наш поход в «Блумингсдейл» придется отменить. А ведь мы планировали сами выбрать кроватку, и я хотела разобраться в марках подгузников, — недовольно пожаловалась Грания Мэтту тем вечером.
— Мама хочет помочь нам, — сказал Мэтт, пытаясь защитить Элейн. — Она знает, что я зарабатываю не так уж много, а твои гонорары хоть и высокие, но нерегулярные. Может, мне все-таки стоит подумать о переходе в компанию к отцу, ведь у нас скоро появится малыш? — Он показал рукой на маленький, но уже заметно округлившийся живот Грания.
— Не вздумай, Мэтт, — возмутилась она. — Мы договаривались, что ты никогда не сделаешь этого. Если будешь работать с отцом, то потеряешь всякую свободу! Ты прекрасно знаешь, как он всех контролирует!
* * *
Грания перестала мять ногой траву и посмотрела в сторону моря. Подумав, что в том разговоре с Мэттом слишком мягко отозвалась о его отце, она мрачно улыбнулась. Боб был настоящим диктатором по отношению к сыну. И хотя Грания понимала, что он глубоко разочарован нежеланием Мэтта наследовать его инвестиционный бизнес, отсутствие интереса к карьере сына и гордости за него, она понять не могла. Дела Мэтта шли в гору, и он уже считался признанным авторитетом в вопросах детской психологии. Он был штатным преподавателем в Колумбийском университете, и его постоянно приглашали выступить с лекциями в университетах разных уголков страны. Кроме того, Боб постоянно донимал Гранию, отпуская лаконичные, но очень колкие реплики относительно ее воспитания или уровня образования.