— Анна Лангдон... — Грания произнесла имя вслух.
Вот она — связь, которую она не могла найти. Вот почему ее мать сказала, что Аврора унаследовала талант бабушки.
Через час Грания поднялась по лестнице. Ей так и не удалось найти подтверждение своей догадке, поскольку лицо балерины на картине было скрыто. Но если это та же темноглазая женщина, что изображена на черно-белых фотографиях, расставленных по всему дому, значит, Грания все поняла правильно.
Следующим утром за завтраком Грания осторожно поинтересовалась у Авроры:
— Ты видела когда-нибудь бабушку?
Девочка покачала головой:
— Мама говорила, она умерла до моего рождения. Бабушка родила маму, когда ей было уже много лет.
— Ты помнишь, как ее звали?
— Конечно. — Аврору слегка задел этот вопрос. — Ее звали Анна, и она была балериной. И я когда-нибудь тоже буду.
Они пришли на ферму днем, и счастливая Аврора убежала на скалы пересчитывать овец с Шейном, а Грания снова принялась расспрашивать мать.
— Мама, а как вышло, что Анна Лангдон и Себастьян Лайл, младший брат Лоуренса, встретились и поженились? Я ведь права? Знаменитая балерина Анна Лангдон стала Анной Лайл? Она мать Лили и бабушка Авроры?
— Да, — кивнула Кэтлин. — Все было именно так. Только не жди от меня подробностей, я тогда была еще совсем маленькой. Я встречалась с ней, но не знаю ничего о том, как завязались их отношения. А моя мама и тетя Анна продолжали тепло относиться друг к другу, так что она не стала бы обсуждать это со мной.
— Но почему Анна поехала в Ирландию вслед за матерью и сестрой? Она ведь была настолько знаменита!
— Нельзя забывать, что она переселилась сюда, когда ей было уже далеко за тридцать. Ведь балерины, как и красавицы, когда-нибудь выходят в тираж, — прагматично заметила Кэтлин.
— Мама, а ты ее помнишь?
— О да, конечно! — Вечно занятые руки Кэтлин замерли над тестом, которое она раскатывала. — Такой девочке, как я, выросшей в захолустье, тетя Анна казалась звездой экрана. Когда мы впервые встретились, она была в шубке из натурального меха. Помню, она обняла меня, и мое лицо погрузилось в пушистый мех. Она сняла шубку и пила чай в нашей гостиной. Я никогда не видела такой хрупкой фигуры. А ее каблуки показались мне тогда высотой с гору. А потом она зажгла черную сигарету. — Кэтлин вздохнула. — Разве я могу забыть все это?
— Значит, она была красива?
— В ней чувствовалась... природная сила. Неудивительно, что как только старик Лайл увидел ее, он тут же безумно влюбился.
— А сколько ему было лет?
— Шестьдесят или около того. Вдовец, который и в первый раз поздно женился. Его первая жена, Адель, была на тридцать лет моложе. И умерла, дав жизнь... тому мальчику.
— У Себастьяна уже был сын?
— Да. — Кэтлин содрогнулась. — Его звали Джеральд.
— Значит, Анна и Себастьян поженились?
— Именно так.
— Но чего ожидала Анна от брака со стариком? После той жизни, которую она вела до этого? — недоумевала Грания.
— Кто знает? Может, все дело в деньгах. Моя мама говорила, что Анна ужасная транжира и предпочитает жить в роскоши. Что касается Себастьяна, он, наверное, решил, что Анна — подарок, которого он ждал всю жизнь. Они поженились через три месяца после первой встречи.
— Он ведь был братом Лоуренса, опекуна Анны... — задумчиво произнесла Грания. — Себастьян знал о том, кто она такая?
— Да, конечно, — продолжала рассказ Кэтлин. — Им обоим показалось очень забавным, что все эти годы Анна официально считалась мертвой.
— А как же Мэри? У нее не возникло проблем из-за того, что Анна приехала в Ирландию?
— Когда Анна возникла на пороге дома в Ирландии, Мэри решила рассказать ей всю правду о том, что совершила в прошлом, желая спасти ее. А с Себастьяном Анна познакомилась немного позже, — добавила Кэтлин. — Мэри тогда поступила правильно: кто знает, что произошло бы с девочкой, если бы она не вмешалась? Анна тоже осознавала, что у нее не было бы никаких шансов стать балериной, если бы Мэри не сообщила Лоуренсу Лайлу о ее смерти и не забрала ее к себе.
— И Мэри простила дочь за то, что та не общалась с ней все эти годы?
— Понимаешь, после всего, что им довелось пережить в Лондоне, они были прочно связаны друг с другом. Ты ведь уже слышала, что Мэри любила Анну как родную дочь. Она простила бы ей что угодно. Совсем иначе возвращение сестры восприняла София, моя мать. Она называла Анну не иначе, как «блудная дочь».
— Может, она ревниво воспринимала эту их связь? — предположила Грания.
— Вполне возможно. Но главное — они воссоединились до смерти Мэри. После всего, что Мэри сделала для Анны в годы ее детства, она заслуживала этого. И знаешь, каждую неделю на могиле Мэри во дворе церкви в Дануорли обязательно появлялись свежие цветы — это прекратилось только после смерти самой Анны. Она выбрала такой способ попросить прощения у женщины, которую всегда называла матерью, и сказать ей о своей любви.
От мысли об этом у Грания внезапно перехватило горло, она даже почувствовала некоторую симпатию по отношению к Анне.
— И Себастьян решил не предпринимать никаких действий против Мэри зато, что много лет назад она украла Анну у его брата?
— Анна как-то ему все объяснила, и этого было достаточно. Кроме того, Лоуренса Лайла уже много лет не было в живых, а какой смысл ворошить прошлое? Себастьян считал, что Мэри сберегла для него ту, кого он любил больше жизни,
А все прочее его не волновало. Грания, клянусь тебе: я никогда не видела, чтобы мужчина был так ослеплен любовью к женщине.
Девушка пыталась осмыслить все услышанное.
— А потом появилась Лили?
— Да, родилась Лили. Прости нас, Господи, — пробормотала Кэтлин.
— И они втроем жили долго и счастливо в Дануорли-Хаусе?
— Если бы, — фыркнула Кэтлин. — Неужели ты думаешь, что Анна Лангдон была бы счастлива в роли матери новорожденной дочери и трехлетнего пасынка, запертая в разваливающемся доме на краю света? — Кэтлин покачала головой. — Нет. Для малышки взяли няню, и через несколько месяцев тетя Анна уехала. Обычно она говорила, что отправляется участвовать в какой-нибудь балетной постановке, и исчезала надолго. Моя мама не сомневалась: в ее жизни были и другие мужчины.
— Выходит, Лили фактически росла без матери, а старик Себастьян был рогоносцем?
— Можно и так сказать. Как же он был несчастен! Он часто приходил к нам с Лили, садился у стола и спрашивал у моей матери, нет ли новостей от Анны. Мне тогда было всего пять лет, но я до сих пор помню его лицо... Оно выражало крайнюю степень отчаяния. Несчастный, обманутый — такое впечатление, что она околдовала его. А когда тетя Анна вдруг появлялась, откуда ни возьмись, иногда даже после нескольких месяцев отсутствия, он всегда прощал ее.