Зима вступила в свои права. Из окна студии Грания наблюдала, как облака, пролетающие над серым заливом Дануорли, расцвечивали его, как чистую палитру, различными оттенками серого и голубого. Она работала без устали, иногда до самого позднего вечера, и скульптур становилось все больше.
— Ты не собираешься что-нибудь сделать со своими работами, Грания? — спросила Кэтлин однажды днем, когда привела в студию Аврору. — Я не специалист в вопросах искусства, дорогая, но все-таки вижу: они уникальны. — Кэтлин повернулась к дочери, в ее глазах читалась гордость и благоговение. — Это лучшее из всего, что ты когда-либо делала.
— Мамочка, они очень красивые! — Аврора водила пальцами по изгибам своих бронзовых копий. — Но бабушка права. Неправильно оставлять твои скульптуры здесь, где никто, кроме нас, не может их увидеть. Ты должна выставить их в галерее, чтобы их могли купить. Я хочу, чтобы все увидели меня! — рассмеялась она.
Грания, погруженная в работу над очередной скульптурой, рассеянно кивнула:
— Да, может быть, я так и поступлю.
— Ты не пойдешь с нами домой выпить чая? — спросила Кэтлин.
— Через некоторое время, мама. Я хочу закончить эту руку.
— Что ж, не задерживайся, — сказала Кэтлин. — Нам не хватает тебя за столом, правда, Аврора?
— Да, — согласилась девочка. — Мамочка, ты очень бледная. Правда, бабушка?
— Согласна с тобой, дорогая.
— Я же сказала, что скоро приду, — усмехнулась Грания. — Боже мой, мало того что мать меня постоянно пилит, так теперь к ней присоединилась и моя дочь.
— Мы тебя ждем, — кивнула Кэтлин, и они с Авророй вышли из студии.
— Бабушка!
— Что, Аврора?
— Я волнуюсь за маму.
— Я тоже, дорогая.
— Как думаешь, что с ней происходит?
— Ну... — Кэтлин уже поняла, что бессмысленно пытаться отделаться от Авроры общими фразами. — Если ты хочешь услышать правду, я скажу, что она скучает по одному человеку. Женщина в таком возрасте, как Грания, не должна быть одна.
— Это тот мужчина, которого она любила до того, как встретила папу? Мама сказала, что его зовут Мэтт. Почему Грания оставила его в Нью-Йорке, а сама приехала в Ирландию?
— Ох, Аврора, как бы я хотела это знать! Но если моей дочери что-то взбредет в голову, с ней невозможно сладить. Она не говорит ни слова.
— Он хороший человек?
— Он настоящий джентльмен, — мягко произнесла Кэтлин. — И очень любил Гранию.
— А сейчас любит, как ты думаешь?
— Он столько раз звонил нам, после того как она убежала из Нью-Йорка, что, думаю, да, он ее любил. А сейчас? — Кэтлин вздохнула. — Кто знает? Жаль, что Грания тогда отказалась поговорить с ним. Многое можно уладить, беседуя за чашкой хорошего чая.
— Но Грания ведь очень гордая?
— Да, дорогая. А теперь пойдем. — Кэтлин поежилась, чувствуя, что ветер становится сильнее. — В такую погоду нечего делать на улице.
Ханс позвонил Грании несколько дней спустя, чтобы узнать, как у нее дела и как продвигается ремонт в особняке.
— Еще я хотел спросить, сможешь ли ты встретиться со мной в Лондоне на следующей неделе. У меня есть друг — владелец галереи на Корк-стрит. Я рассказал ему о тебе и твоих новых работах, и он хочет с тобой познакомиться. Кроме того, — добавил Ханс, — перемена обстановки на несколько дней может пойти тебе на пользу. Заодно я покажу тебе недвижимость в Лондоне, которая перейдет Авроре по завещанию матери.
— Ханс, спасибо за предложение, но...
— Что «но», Грания? Ты ведь не собираешься сказать мне, что поездка в Лондон не вписывается в твой плотный график?
— Ханс, ты пытаешься давить на меня? — Грания сухо усмехнулась.
— Возможно, немного. На самом деле я просто следую распоряжениям, которые мой клиент оставил в завещании. Так поступил бы любой хороший адвокат. Я забронирую для тебя рейс до Лондона и номер в отеле на следующую среду.
— Как скажешь, Ханс, — со вздохом произнесла Грания, сдаваясь.
— Хорошо. До свидания, Грания. Скоро я снова свяжусь с тобой.
Через несколько дней Грания села за компьютер, чтобы прочитать письмо Ханса о деталях поездки в Лондон.
— Куда ты собираешься? — спросила подошедшая Аврора.
— Лечу в Лондон увидеться с Хансом.
— Тебе это пойдет на пользу, пора уже сделать перерыв. — Девочка внимательно смотрела на экран компьютера, пока Грания вводила номер паспорта, чтобы зарегистрироваться на рейс.
— Можно я сделаю это?
— А ты умеешь?
— Конечно, я всегда помогала папе.
Грания уступила дочери место. Аврора быстро вносила все необходимые данные, посмеиваясь над фотографией Грании в паспорте:
— Ты здесь такая смешная!
— Извини, но я не думаю, что твоя фотография намного лучше! — улыбнулась Грания.
— А у тебя есть мой паспорт?
— Да, он вот здесь, в папке, вместе с моим.
— Все, я закончила. Отправить на печать? — спросила Аврора.
— Да, пожалуйста. — Грания убрала паспорт в ту же папку, где лежали документы Авроры, и положила ее в ящик стола. — Тебе пора спать, юная леди.
Аврора неохотно поднялась по лестнице, почистила зубы и легла в кровать.
— Я не хотела сказать ничего плохого о твоем фото в паспорте, мамочка, — прошептала она, когда Грания пришла пожелать ей спокойной ночи. — Я считаю, что ты очень красивая.
— Спасибо, дорогая.
— Но я беспокоюсь, что если ты не заведешь себе друга в ближайшее время, то потом будет уже поздно: ты постареешь и перестанешь нравиться мужчинам. Ой!
Грания принялась щекотать Аврору, и девочка захихикала.
— Я польщена, но дело в том, что мне никто не нужен.
— А как же Мэтт? Мужчина из Америки, о котором ты мне рассказывала? Ты ведь любила его?
—Да.
— Мне кажется, ты до сих пор его любишь.
— Да, возможно, — вздохнула Грания. — Но какой смысл плакать над пролитым молоком? — Она поцеловала Аврору. — Спокойной ночи, дорогая. Сладких снов.
— Спокойной ночи, мамочка.
В среду утром Грания доехала на автомобиле до аэропорта в Корке и улетела в Лондон. Ханс встретил ее в зале прилетов, и они взяли такси до отеля «Кларидж».
— Боже мой, — воскликнула Грания, когда они вошли в шикарный сьют, забронированный Хансом, — ты наверняка потратил на него целое состояние! Ты балуешь меня!
— Ты заслужила это, и к тому же ты состоятельная женщина, твоя дочь очень богата, и вы платите мне за управление ее имуществом. А сейчас я оставлю тебя. Займись тем, что женщины обычно делают перед ужином. Увидимся в баре в восемь часов. А Роберт, владелец галереи, присоединится к нам в восемь пятнадцать.