– Последнее время ваше имя на слуху, – заметил Джей Ди.
– Правда?
Мы подошли к серебристому «Порше» Рэнделла. Джей Ди вальяжно привалился к сияющему крылу. Что-то в его позе говорило мне: не следуй моему примеру. Несколько секунд он молча изучал мою физиономию, потом сказал:
– О вас хорошо отзываются.
– Рад это слышать.
– Как о человеке разумном и рассудительном.
Я пожал плечами.
Джей Ди снова одарил меня улыбкой:
– Что, трудный день?
– Бывают и поспокойнее.
– Вы, кажется, работаете в Линкольновской?
– Совершенно верно.
– И на хорошем счету.
– Стараюсь.
– Я слышал, что вы превосходный специалист.
– Благодарю вас.
Джей Ди сумел-таки сбить меня с толку. Я не понимал, куда он клонит. Впрочем, это выяснилось довольно скоро.
– Вы когда-нибудь подумывали о переходе в другую больницу?
– То есть?
– Ну, существуют разные возможности. Более многообещающие пути.
– Правда?
– Конечно.
– Вообще-то я вполне доволен своей нынешней работой.
– Пока довольны, – уточнил он.
– Да, пока, – согласился я.
– Вы знакомы с Уильямом Сьюэллом?
Уильям Сьюэлл был главным патологоанатомом Мемориалки. Ему стукнуло шестьдесят один, и он собирался на пенсию. Я вдруг почувствовал разочарование. Никак не ожидал, что Джей Ди Рэнделл будет действовать так топорно.
– Да, знаком, – ответил я. – Но шапочно.
– Он вот-вот уйдет на покой…
– Его заместитель, Тимоти Стоун, замечательный работник.
– Полагаю, что так, – согласился Рэнделл и возвел очи горе. – Но многим из нас нелегко поладить с ним.
– Впервые слышу.
Он тускло улыбнулся:
– Мы этого не афишируем.
– И многим из вас было бы легче поладить со мной?
– Многие из нас, – тщательно подбирая слова, ответил Рэнделл, – хотели бы подыскать нового человека где-то на стороне. Со свежим взглядом. Способного кое-что подправить, встряхнуть наше сонное царство.
– Ага!
– Такие у нас умонастроения, – заключил Рэнделл.
– Тимоти Стоун – мой близкий друг, – сообщил я ему.
– Не понимаю, какая тут связь.
– Я не намерен подсиживать его – вот какая тут связь.
– Я никогда не стал бы предлагать вам…
– Ой ли?
– Уж будьте уверены.
– Тогда я, по-видимому, просто чего-то не понимаю.
Рэнделл одарил меня слащавой улыбочкой:
– По-видимому.
– Так, может, растолкуете?
Сам того не заметив, Рэнделл вскинул руку и поскреб в затылке. Похоже, он собирался сменить тактику и подобраться ко мне с другого фланга. Джей Ди нахмурился.
– Сам я не патологоанатом, доктор Берри, – сказал он, наконец, – но у меня есть друзья, которые занимаются тем же, чем и вы.
– Готов биться об заклад, что Тим Стоун не входит в их число.
– Иногда мне кажется, что работа патологоанатома труднее, чем работа хирурга или любого другого врача. Как я понимаю, вы заняты полный рабочий день?
– Когда как, – ответил я.
– Удивляюсь, откуда у вас столько свободного времени.
– Всякое бывает, – я начинал сердиться. Сначала пряник, теперь – кнут. Подкупи или настращай. Но к моей злости примешивалась изрядная толика любопытства. Рэнделл не дурак и не стал бы заводить со мной этот разговор, если бы и сам не боялся чего-то. На миг у меня мелькнула мысль: а не сделал ли он этот пресловутый аборт своими руками?
– У вас есть семья? – спросил он вдруг.
– Да.
– Давно живете в Бостоне?
– Я всегда могу перебраться на новое место, – ответил я. – Если здешние патологоанатомические объекты покажутся мне слишком неприглядными.
Рэнделл прекрасно умел держать удар. Он не шелохнулся, не отпрянул от своей машины, как ужаленный. Он просто взглянул на меня холодными серыми глазами и сказал:
– Понимаю.
– Может, перестанете темнить и выложите" что у вас на уме?
– Все очень просто, – ответил Рэнделл. – Меня интересуют ваши побуждения. Я знаю, что такое узы дружбы, и понимаю, что личные чувства порой могут ослепить. Ваша преданность доктору Ли восхищает меня, хотя, конечно, я восхищался бы куда больше, будь эта преданность направлена на менее одиозную фигуру. Но объяснить вашу бурную деятельность одной лишь преданностью я не могу. Что же движет вами на самом деле, доктор Берри?
– Любопытство, доктор Рэнделл. Ничего, кроме любопытства. Уж очень хочется узнать, почему все вокруг из кожи вон лезут, чтобы упечь за решетку ни в чем не повинного человека. Почему люди, избравшие своим уделом беспристрастный анализ фактов, решили зашорить глаза и сделать вид, будто их ничто не волнует.
Рэнделл извлек из кармана портсигар, раскрыл, достал тонкую сигару и, обрезав кончик, раскурил ее.
– Давайте убедимся, что мы ведем речь об одном и том же, – предложил он. – Доктор Ли делает подпольные аборты, верно?
– Вы говорите, я слушаю, – ответил я.
– Аборты запрещены законом. Кроме того, как и любые хирургические вмешательства, они чреваты некоторой опасностью для пациентов. Даже когда их делает знающий специалист, а не полупьяный…
– Чужеземец, – подсказал я.
Рэнделл усмехнулся.
– Доктор Ли делает подпольные аборты, – повторил он. – И ведет весьма сомнительный образ жизни. С врачебной этикой он тоже не в ладах. Как гражданин, Ли совершает подсудные действия. Вот что у меня на уме, доктор Берри. Я хочу знать, что вы вынюхиваете и почему докучаете членам моей семьи…
– Едва ли это самое подходящее слово.
– ., и надоедаете людям, как будто вам больше нечего делать. Линкольновская больница платит вам жалованье. Как и у любого врача, у вас есть служебные обязанности и вы несете ответственность за их исполнение. Но вы пренебрегаете этими обязанностями. Вместо того чтобы работать, вы лезете в чужие семейные дела, мутите воду и стараетесь покрыть человека, совершающего предосудительные поступки, нарушающего все врачебные кодексы, преступающего закон, потешающегося над общественными устоями…
– Доктор, – прервал я его. – Давайте посмотрим на это как на чисто семейное дело. Как вы поступите, если ваша дочь скажет вам, что она беременна? Если она посоветуется с вами, прежде чем отправиться на поиски подпольного акушера? Как вы поведете себя в таком случае?