– Вы о чем это?

– Разве они не могли поддержать ее?

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих? – желчно проговорил Фриц.

6

Громила Томсон был знаменитым борцом пятидесятых годов и обладателем весьма примечательной плоской головы, похожей на лопату, которой он и припечатывал своих соперников к ковру, нередко ломая им ребра. Несколько лет это забавляло невзыскательную публику и приносило доход, которого хватило на приобретение бара. Теперь тут собирались молодые врачи, юристы, служащие. Заправлял заведением сам Томсон, причем весьма толково, с успехом доказывая, что мыслительная деятельность никак не зависит от формы черепной коробки. Разумеется, у него были свои заморочки (например, вы могли войти в бар, только тщательно вытерев башмаки о кусок борцовского ковра у двери. А на стенах висели бесчисленные фотопортреты хозяина), но в общем и целом заведение было очень даже ничего.

Когда я вошел, в зале сидел только один посетитель, крепкий щеголеватый негр. Устроившись в дальнем конце стойки, он разглядывал бокал мартини. Я сел и заказал порцию шотландского виски. Томсон самолично управлялся за стойкой, рукава его рубахи были закатаны, обнажая мощные волосатые ручищи.

– Вы знаете парня по имени Джордж Уилсон? – спросил я.

– Конечно, – с кривой усмешкой отозвался Томсон.

– Скажете мне, когда он придет?

Громила кивнул на негра:

– Он уже пришел.

Негр поднял голову и улыбнулся мне добродушной, немного растерянной улыбкой. Я подошел и пожал ему руку.

– Извините, – сказал я. – Джон Берри.

– Ничего страшного, – ответил негр. – Я и сам не привык встречаться в барах.

Уилсону не было еще и тридцати лет. Вдоль его шеи от правого уха тянулся светлый шрам, исчезавший под воротником сорочки. Глаза негра смотрели спокойно и безмятежно. Подтянув узел черно-белого галстука, он сказал:

– Пойдемте в отдельную кабинку?

– Пожалуй.

– Повтори, Громила, – бросил Уилсон через плечо. – Обоим.

Человек за стойкой подмигнул.

– Вы работаете у Брэдфорда? – спросил я.

– Да. Чуть больше года. Обычная история. Мне отвели неплохой кабинет возле приемной, чтобы все входящие и выходящие могли сколько угодно пялиться на меня.

Я прекрасно понимал, о чем он говорит, но раздражение не проходило. Среди моих друзей были молодые правоведы, но все они получили отдельные кабинеты, прослужив в юридических фирмах по несколько лет. По любым объективным меркам, этому Уилсону крупно повезло. Он был своего рода товаром, который вдруг в одночасье приобрел ценность в глазах общественности. Еще бы – образованный чернокожий! Теперь перед ним открыты все пути, и будущее сулит одни радости. И тем не менее он как был диковинкой, так ею и остался.

– Чем вы занимались?

– В основном налогами. Случалось и недвижимостью. Пару раз отстаивал гражданские иски. Фирма почти не ведет уголовных дел. Вы это и сами знаете. Но когда я поступил на работу, у меня прорезался интерес к уголовному судопроизводству. Конечно, я и думать не думал, что на меня навесят это дело.

– Понятно.

– Отрадно слышать.

– То есть вам выпало тащить дохлую лошадь?

– Возможно, – с улыбкой ответил Уилсон. – Во всяком случае, они так полагают.

– А как полагаете вы?

– Я полагаю, что дела решаются в суде, – изрек он.

– Вы уже выработали линию защиты?

– Стараюсь. Придется повозиться, потому что я хочу сделать все на совесть. И потому, что присяжные увидят в суде черномазого выскочку, который выгораживает китайца, делающего подпольные аборты. Им это не понравится.

Я пригубил бокал. Громила принес еще два стакана и поставил их на край стола.

– Но, с другой стороны, это прекрасная возможность, – продолжал Уилсон.

– Если сумеете выиграть, – напомнил я ему.

– Это я и намерен сделать, – невозмутимо ответил негр.

Мне вдруг пришло в голову, что, независимо от того, какими побуждениями руководствовался Брэдфорд, доверив это дело Уилсону, он принял мудрое решение. Этот мальчик и впрямь настроен на победу. Она ему просто необходима.

– Вы уже говорили с Артом?

– Нынче утром.

– Какое у вас сложилось впечатление?

– Невиновен. Я уверен в этом.

– Почему?

– Кажется, я сумел понять его, – ответил Уилсон.

* * *

За вторым бокалом я поведал ему обо всем, что успел сделать за прошедшие дни. Уилсон молча слушал, время от времени делая какие-то заметки. Когда я иссяк, он сказал:

– Вы избавили меня от уймы лишней работы.

– Каким образом?

– Судя по вашему рассказу, дело можно закрывать. Мы без труда вызволим доктора Ли.

– Потому что девушка не была беременна?

Уилсон покачал головой.

– В ряде случаев, – начал он, – в том числе в деле «Народ против Тейлора», суд приходил к выводу, что наличие либо отсутствие беременности не имеет значения. Как и то обстоятельство, что к началу аборта плод уже был мертв.

– Иными словами, совершенно не важно, была ли беременна Карен Рэнделл?

– Совершенно.

– Но разве это не доказывает, что аборт делал непрофессионал, который даже не провел тестов на беременность? Арт никогда не поступил бы так опрометчиво.

– Вы думаете, на этом можно строить защиту? На утверждении, что доктор Ли – слишком грамотный подпольный акушер, чтобы так глупо лопухнуться?

– Нет, не думаю, – с досадой ответил я.

– Понимаете, в чем дело, – сказал Уилсон, – нельзя вести защиту на основе личных качеств обвиняемого. Это гиблое дело. – Он полистал записную книжку. – Позвольте в нескольких словах обрисовать положение с правовой точки зрения. В 1845 году законодательное собрание Массачусетса постановило, что любой аборт – преступление. Если пациентка оставалась в живых, акушеру давали не более семи лет тюрьмы. Если умирала – вкручивали от пяти до двадцати. С тех пор закон претерпел некоторые изменения. Через несколько лет было принято решение, согласно которому аборт, сделанный в целях спасения жизни матери, нельзя считать преступлением. Но это нам не поможет.

– Что верно, то верно.

– А вот дело «Народ против Виера». Суд решил, что сознательное использование медицинского инструмента образует состав преступления, даже если не доказано, что оно привело к смерти пациентки или выкидышу. Это обстоятельство очень важно. Если обвинение попытается доказать, что доктор Ли много лет делал подпольные аборты, а я уверен, что такая попытка будет, то оно заявит: пусть у нас нет прямых улик, но это еще не причина отпускать доктора Ли на волю.