– Не могу.
– Не валяй дурака, Джек, – вдруг подал голос врач.
Питерсон взглянул на него, потом опять на меня.
– Ну, ладно, Берри, – сказал он наконец. – Осматривайте, только ничего не трогайте.
Я пристально всмотрелся в рану на голове. Это была вмятина чашеобразной формы, размером с кулак. Удар был нанесен набалдашником трости или куском трубы, причем довольно сильно, явно наотмашь. К кровавой корке прилипли крошечные бурые щепки. Я не стал их трогать.
– По-вашему, эта черепная травма получена при падении? – спросил я Питерсона.
– Да, а что?
– Просто любопытно.
– Что любопытно?
– Откуда взялись порезы на теле.
– Наверное, он получил их в квартире. По-видимому, подрался с этой девицей, Анджелой Хардинг. В квартире был окровавленный кухонный нож. Наверное, девица напала на Джонса. Так или иначе, он выпал из окна, или его вытолкали. Приложился головой и помер. – Питерсон умолк и посмотрел на меня.
– Продолжайте.
– Это все, – сказал он.
Я кивнул, вышел из палаты, разыскал шприц и вернулся. Склонившись над Джонсом, я вонзил иглу в шею, в надежде попасть в яремную вену. Искать вены на руках сейчас не имело смысла.
– Что вы делаете?
– Беру кровь, – ответил я, извлекая иголку. В шприце было несколько миллиграммов синеватой крови.
– Зачем?
– Хочу выяснить, не отравили ли его, – брякнул я первое, что пришло в голову.
– Отравили? С какой стати вы так думаете?
– Это просто догадка, – ответил я, кладя шприц в карман и поворачиваясь к двери.
– Эй, минутку, – окликнул меня Питерсон.
Я остановился.
– Хочу задать вам пару вопросов.
– Неужели?
– Насколько мы понимаем, этот парень и Анджела Хардинг подрались. Потом Джонс выпал из окна, а девица попыталась покончить с собой.
– Вы уже это говорили.
– Но тут есть одна неувязка, – продолжал капитан. – Джонс – парень нехилый, фунтов под двести. Как вы думаете, могла ли изящная девушка выбросить его из окна?
– Возможно, он выпал без посторонней помощи.
– А возможно, посторонней помощью воспользовалась Анджела.
– Возможно, – согласился я.
Он взглянул на повязку, прикрывавшую мою рану.
– С вами сегодня что-то случилось?
– Да, упал на скользкой мостовой.
– Значит, у вас ссадина?
– Нет, я приложился лбом к одному из наших замечательных счетчиков времени на стоянке. У меня порез.
– Рваный?
– Нет, довольно ровный.
– Как у Романа Джонса?
– Не знаю.
– Вы когда-нибудь встречались с Джонсом?
– Да.
– Правда? Когда же?
– Часа три назад.
– Очень интересно, – проговорил Питерсон.
– Воспользуйтесь этими сведениями в меру вашего разумения, – ответил я. – Желаю успеха.
– Я мог бы задержать вас для допроса.
– Конечно. Только по какому обвинению?
Он пожал плечами:
– Да по любому. Хотя бы в соучастии.
– А я вчиню вам судебный иск. Вы и опомниться не успеете, как я стрясу с вас два миллиона долларов.
– За вызов на допрос?
– Совершенно верно. За то, что бросаете тень на доброе имя врача. Для людей моей профессии доброе имя жизненно важно, как вам известно. Даже малейшее подозрение может нанести значительный ущерб. И я без труда докажу в суде, что он нанесен.
– Арт Ли избрал другую линию поведения.
Я усмехнулся.
– Хотите побиться об заклад?
Я пошел к двери, и Питерсон бросил мне вслед:
– Сколько вы весите, доктор?
– Сто восемьдесят пять фунтов, – ответил я. – За восемь лет не прибавил ни грамма.
– За восемь лет?
– Да, – сказал я. – С тех пор, как служил в полиции.
* * *
Голову будто зажали в тиски. Боль билась, накатывала волнами, изнуряла. Бредя по коридору, я внезапно почувствовал острый приступ тошноты, зашел в туалет и расстался с только что проглоченными бутербродом и кофе. Я почувствовал слабость, тело покрылось холодным потом, но вскоре мне немного полегчало, и я отправился на поиски Хэммонда.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Ты начинаешь надоедать, – ответил я.
– Видок тот еще, – заметил Хэммонд. – Как бы тебя не вырвало.
– Не вырвет, – пообещал я, доставая из кармана шприц с кровью Джонса и кладя его на тумбочку. Потом я взял новый шприц и спросил:
– Ты можешь достать мне мышь?
– Мышь?
– Да, мышь.
Хэммонд нахмурился.
– Вообще-то у Кохрана есть крысы. Возможно, лаборатория еще открыта.
– Мне нужны мыши.
– Я попытаюсь, – сказал он.
Мы спустились в подвал, пролезая под трубами, преодолели лабиринт подземных переходов и в конце концов добрались до «зверинца». Как и в большинстве крупных базовых университетских больниц, в Мемориалке есть научно-исследовательское отделение, где ставятся опыты на самых разнообразных животных. Мы слышали тявканье собак, шелест птичьих крыльев. Наконец мы подошли к двери с табличкой: «Мелкие объекты», и Хэммонд толкнул створку.
Вдоль стен, от пола до потолка, стояли клетки с крысами и мышами. Воздух был напоен терпким амбре, которое ни с чем не спутаешь. Этот запашок до боли знаком любому молодому врачу. Впрочем, он хоть и мерзок, но весьма полезен в клинической практике: сразу можно распознать больного, страдающего печеночной недостаточностью. В палате, где дышит такой больной, воняет как в помещении, полном мышей. Этот весьма специфический запах даже получил латинское название fetor hepaticus.
Хэммонд выбрал мышку и, как водится, схватил ее за хвост. Мышь задергалась, норовя вцепиться зубами в палец своего пленителя, но куда там. Хэммонд поместил зверька на стол и взял за загривок.
– Что теперь?
Я ввел мышке немного крови Романа Джонса, после чего Хэммонд бросил зверька в стеклянную банку. Мышь тотчас принялась носиться кругами, натыкаясь на стенки.
– Ну? – спросил Хэммонд.
– Ты не патологоанатом, – ответил я. – И поэтому едва ли когда-либо слыхал о «мышином тесте».
– Верно.
– Он очень старый. Прежде это был единственный способ определить наличие.