— …э-э… — англичанин явно заставлял себя говорить, — …наши эксперты…э-э, сомневаются, что…
— Гоните их в шею, — посоветовал скучно Эдик, не переставая загрязнять свой взгляд городским пейзажем.
— А вот у многих наших экспертов, — поторопился влезть американец, — мнение идентично вашему, мистер Поспелов. Это копии. Очень хорошие, ровесники шедевров, однако только копии.
— А я что твержу. — Эдик одобрительно посмотрел американцу в хитрые глазенки. — Разве мы прислали бы на торги оригиналы? Мы что, дикари? Или наглецы, каких свет не видывал? Это ж национальное достояние России.
— Да-да. — Американец от восхищения вытаращил глаза. — Честно, говоря, я в этом был уверен с самого начала, едва увидел ваши…копии. Поэтому у меня есть деловое предложение. Я готов купить заявленные вашим музеем копии Ренуара. Все, и по двойной заявленной цене. Еще до торгов. Зачем вам излишние вопросы?
— Российский музей не опасается вопросов, — возмутился Эдик. — Уверен, что участники аукциона оценят картины куда дороже.
— Если вопрос только в деньгах, я готов выслушать ваше предложение.
— Не только, — отрезал Эдик. — Нам, пожалуй, гораздо важнее реклама Российского музея.
Англичанин хотел было что-то сказать, но передумал. Ему-то как раз выгодны торги. Владельцы аукциона, устроители получают определенный процент от достигнутой суммы.
— А вы не думаете, что слишком широкая реклама… — американец чуть замялся, — может повредить…лично вам?
— Это каким же образом? — уставился на американца Эдик, забыв про лондонскую унылость.
— Некоторые тупые…ваши полицейские… — американец, не смущаясь, выдержал взгляд русского гостя, — могут подумать, что вы продали на Кристи вовсе не копии. Что с полиции взять? Зачем вам эти возможные неприятности?
— Неприятности? — Эдик усмехнулся, чтобы отразить давление американского прохиндея. — Чем больше денег я привезу, тем меньше возникнет вопросов. Даже у полицейских. Это в вашей стране родилась поговорка: «Если украдешь кошелек, сядешь в тюрьму, а если украдешь железную дорогу — в сенаторское кресло». Поэтому — аукцион, сколько бы вы не предлагали.
— Я понял. — Американец не сдержал вздоха разочарования. — Вы абсолютно правы. Пусть будет аукцион, ваших Ренуаров я куплю все равно.
— Генри, реальных торгов не будет, — успокоил его англичанин. — Это копии. Много за них никто не даст. Уверен, что всего лишь двойная цена остановит всех, кроме вас.
— Надеюсь, — буркнул американец. Вдруг он подозрительно прищурился. — А вы, Джон, никому из постоянных покупателей не говорили о возможной ошибке наших русских партнеров?
— Нет, Генри, что вы! — Голос англичанина звучал так уверенно, что американец не поверил. Эдик тоже. Чтобы у американца не оставалось иллюзий, Эдик сказал:
— Один конкурент у вас, мистер Уэстлейк, точно будет. Это Дюбуа, из Франции. Его человек наверняка уже в Лондоне. Недавно наш музей возил свою выставку-продажу в городок Дъепп, во Франции. Старые мастера и копии их картин работы учеников этих мастеров. Дюбуа закупил все копии. Оптом.
Американец подпрыгнул, англичанин заерзал.
— Не люблю французов, — сказал американец. — ух, проныры. Если не секрет, по какой цене он покупал? И кого?
— По семьсот тысяч евро в среднем за копию. Были Рембрандт, Веласкес, Гойя, а также — Моне, Дега…
Американец всхлипнул. Его затрясло. Англичанин хватался при каждом новом имени то за сердце, то за голову, как будто получал удары с левой и правой от невидимого противника. Гордость за новую Российскую культуру затопила Эдика.
— Я бы тоже…купил по семьсот. — Американец с трудом ворочал языком. Эдик решил не жалеть обоих. Добить. Пузырев все время жаловался, что английские и американские музеи на все его предложения вежливо, но посылают. Если вообще отвечают.
— Сейчас Дюбуа в Москве, сопровождает выставку «Золото Египта», которую прислал в наш музей Лувр, иначе бы он прибыл на ваш аукцион лично. Жаль, что Кристи так мало интересуется копиями. Российский музей мог бы выставить на ваши торги в самом скромном времени множество копий из украшений фараона. Включая саму гробницу, саркофаг.
Англичанин потерял дар речи. Американец обмяк. Противники получили нокаут — чисто психологический. Дальнейшие слова Эдика выглядели избиением лежачих ногами, но Эдик решил не милосердствовать.
— Самое обидное, джентльмены, — с обидой сказал Эдик, — это пренебрежительное отношение к Российскому музею англичан и американцев. Лондонский музей отказался экспонировать нашу выставку-продажу. Нью-йоркский даже не ответил. Руководству Российского музея и мне лично не нравится, что нас путают с каким-то захолустным музейчиком из какого-нибудь Саратова или Кинешмы. Надеюсь, это не нравится и вам, господа. Между прочим, сэр Лаверс, приглашение на выставку в Дъеппе мы посылали всем, кому возможно, и в адрес вашего аукциона также. Уверен, что и вам, мистер Уэстлейк, было послано приглашение. Результат вы знаете. Ни вы, ни Сотбис даже не удостоили нас ответом. С нами сотрудничает Лувр. Наши выставки бороздят всю Европу…вам не кажется, господа, что вы на своих островках малость отстаете от современных веяний в культуре? Многие, менее воспитанные, чем я, могли бы сказать что-то про дикарей, но я даже мыслей таких не допускаю, предпочитая винить себя. Мы мало себя рекламировали.
Как понял Эдик их предварительной беседы еще в аэропорту, по дороге к машине, мистер Уэстлейк был крупным коллекционером, весьма состоятельным человеком и немалой величиной в бизнесе и культуре. Например, он лично знал всех директоров всех крупных музеев мира, многих накоротке. Слушая извинения американца и его слова о своем знакомом директоре Нью-йоркского музея, Эдик увидел, как тот делает непроизвольные движения руками, и понял, что американец мысленно просто избивает беднягу. Эдик глянул вниз — ну точно, директору Нью-йоркского музея могло достаться и ботинками. И за дело. Не знать Российского музея! Позор!
Англичанин, оправдываясь, так в сердцах ссылался на нерадивую секретаршу, что Эдик подумал — после этого разговора сэр наверняка мыслил ее изнасиловать, причем в извращенной форме, побив плетью, и та дрожащими пальчиками впишет Российский музей первым номером в список деловых партнеров ее босса.
Аукцион, назначенный на завтрашний день, уже мало занимал умы хозяев. Куда больше их интересовали планы Российского музея и перспективы сотрудничества с ним. Поскольку машина уже подкатила к гостинице, где Эдику был забронирован номер, оба поспешили пригласить его на ужин в один из модных лондонских ресторанов, сегодня же вечером, едва гость устроится. За ужин заплатил мистер Уэстлейк, и не зря. Перспективы сотрудничества, которые разворачивали рассказы Эдика, клубились облаками, беременными долларовым градом. Разговор шел о будущих выставках, реставрационных работах и прочем культурном сотрудничестве. Особенный интерес у американца вызвал Реставрационный Центр при Российском музее. Эдик откровенно рассказал и о научных разработках, и об исследованиях в области старения материалов, и о возможностях Центра. Американец соображал очень быстро, он сам, опередив Эдика, предложил привезти для реставрации в Центр кое-что из коллекции Нью-Йоркского музея. Для пробы.