— Приберегите бредни для присяжных — они вам еще понадобятся, — устало сказал Троекуров. — Сейчас я не Пилатом себя ощущаю, а как раз Христом. Это я — путь. Я стою на страже закона. А он говорит, что вы — вор. Видите, как все просто. Вас не народ помиловал, а шкуры продажные в мундирах. Просматривайте газеты. Я такую рекламу организую вам и вашему музею, что вы лет двадцать расплачиваться будете, на лесоповале.
Возвращенный в камеру Эдик долго не мог себя заставить позвонить в Питер. Угроза прокурора показалась серьезной. Парень отчего-то сильно обиделся. Такая антиреклама не нужна ни Эдду, ни питерцам. Да и покупателям, в первую очередь. Прокурор — это проблема питерцев. Надо звонить.
— Что? Он сбрендил, да?! — изумился собеседник. — Он же тихий был. Что случилось?
— Он и впрямь сбрендил, — сердито сказал Эдик. — Я, говорит, слуга закона. Закон превыше всего. Так и сказал. Он сделает нам шумиху. Это точно. Нам это нужно?
— Он кем себя возомнил, козявка судейская! — взревел собеседник. — Богом, что ли?!
У Эдика почему-то по коже пробежали мурашки от мелькнувшего в голове смутного образа. А через сутки этот мелькнувший образ воплотился кровавыми брызгами на мостовой, куда упал прокурор Троекуров, пробитый тремя пулями в сердце, одна в голову — от мотоциклиста в темном шлеме. Только узнав об этом, Эдик на какую-то минуту поверил, что Троекуров и впрямь скорее Христос, нежели он. Действительно, может…это он, Троекуров, и есть Путь, и Истина, и Спасение страны? Целых пять минут Эдик думал так, мучимый раскаянием. Что он мог поделать? Да, такой исход он предполагал, но…это лишь самозащита. Потом, в светлом и богатом будущем, Россия обязательно пойдет по пути, который обозначил своей кровью несчастный прокурор. Тогда законы будут исполняться, а слуги закона будут неподкупны. Но сейчас…неужели смерть Троекурова, как и смерть Христа, увеличит только число его единомышленников? Эдик вспомнил тупые жирные рожи чиновников, их жадные поросячьи глазки, падкие на «зелень«…это смешно. Нет, вовсе не прокурор — путь для России, а он, Эдик. Это истина. Он и ему подобные, да и все чиновники, все они дружно растаскивают и подтачивают, как термиты, все здание государства, оставляя от него легкий и воздушный, красивенький фасад. Эдик гордился собой. Он занят нужным и полезным делом. Он просто убирает отжившее старье. Он не виноват, что просто обнажает истину.
Прокурор тоже, Христа изображать вздумал. За Христом стояла вера, а вовсе не обида или месть. Вот осел. Трагедия вечно повторяется в виде пародии. Ну, шлепнули осла — и фиг с ним. Питерцы наверняка подкинут что-нибудь его вдове. Культура растет на глазах, и разве это не причина для гордости?
Голубь крутил вензеля по песчаной дорожке, косясь круглым глазом в его сторону. Брошенные кусочки печенья заставляли голубя лишь подпрыгивать, а его крылья трепетать. Поняв, в чем дело, Эдик принялся посылать крошки в сторону голубя не движением кисти, а щелчком пальца с ладони. Успокоенный неподвижностью человека, голубок осмелел и заработал клювиком, как пулеметный боек. Так, одна проблема решена. Но другая, за которой Эдик и притащился в знакомый сквер, пока оставалась нерешенной.
Подозрение появилось еще в тюрьме. После начала трансляций виолончельных концертов. Откуда прокурор мог узнать об этой слабости? Только Танька точно знала об этой странности Эдда. Он сам ей сболтнул, единственной. Конечно, она могла рассказать об этом Ивану. Тот — еще кому-то, но цепочку следует проверять сначала. Она и выведет на стукача, который уже изрядно достал Эдика, и правоохранительные органы, клевеща теперь в своих доносах, что и прокурора Троекурова убил Эдик. Чистая клевета. У Эда алиби — сидел в камере. Значит, он заказал. Ищите. Клевета — как он мог из тюрьмы? Что за тюрьмы такие, где подследственный может спокойно грохнуть своего прокурора? Все же правосудие встанет. Стоит уже, точнее — а это клевета, кого-то же сажают.
Но стукач не унимался. Даже питерцы забеспокоились. Как сотрудничать, если на партнера кто-то льет потоки клеветы? Это уже проблема не питерцев, а Эдика.
Неоднократное повышение зарплаты не помогло. Даже уборщица получала десять тысяч долларов и раскатывала с личным шофером, наглая такая старушка. Эдик сделал ей выговор, но безуспешно — ноги у нее, видите ли, болят. Принялась разъезжать на такси. Прочие реставраторы, офонарев от диких денег, стихийно организовались в нечто вроде круговой обороны от окружающего мира. У Эдика появился глава службы безопасности, отставной гэбист, а следом за директором теперь всегда таскалась машина с четырьмя раскормленными бугаями. Эдик им не копейки не платил, он вообще их не знал. Реставраторы, помня судьбу Пузырева, очень не хотели потерять кормильца-директора. Пожалуй, самые резкие приказы он мог бы теперь, как и Хуторковский, отдавать просто шевелением бровей. Эдик подозревал, что они будут выполнены. Он принялся следить за своими бровями.
Еще и эти соображения удерживали его от визита к Таньке т разговора с ней. Стукача ищут все. Незваную охрану Эдик не жаловал — ребята держались на таком отдалении, что порой Эдик начинал надеяться, что они плюнули и ушли. Сейчас их машины остановились чуть не за квартал от машины Эдика, но он не сомневался, что они уже расползлись по скверу. Еще подслушают, поймут, что есть подозрение и…Эдик боялся думать о последствиях. Да, надо следить за бровями. Так идти в гости к Таньке или нет? На квартире могут подслушать. Бывший гэбист, он такой, всех слушает. Оправдался, что это основной метод работы, когда Эдик и у себя под столом обнаружил жучка. Вызвать для разговора в скверик, по старой памяти? Тут еще легче подслушивать, направленные микрофоны существуют…
Принять решение мешали и мысли о завтрашнем награждении. Эдик никак не думал, что это случится так быстро. Его впихнули в ближайшую же партию. В Кремле пачками награждают, для экономии времени. На фронте даже так быстро не награждают, как его наградили. Питерцы явно зарядили в чиновников просто динамитные бабки, те и рванули награду без писанины и тягомотины ожидания. Эдик еле успел заказать смокинг. Должны успеть. Надо же показать, что он деятель культуры. Все прочие из списка награжденных наверняка прискачут в пиджаках. Да и узнать бы надо — кто такой этот Андрей Первозванный. Видимо, есть и второзванный Андрей. Может, и третьезванный? Сколько их вообще, блин? И куда звали этих Андреев? Да и кто? Неудобно будет, если спросят — ведь ни уха, ни рыла.
— Эдик! Привет! Давно тебя не видел. — Бомж Леха подходил вроде как мимоходом и улыбался вроде так неуверенно. Нахмурься Эдик — пройдет мимо и без улыбки. Эдик обрадовался.
— Леха! А я думаю — чего тут не хватает.
Бомж встрепенулся и мигом приземлился на скамейку рядом, а слева-справа, спереди и наверняка сзади из кустов выросли настороженные охранники. При любом контакте Эдика с незнакомым человеком они приближались, как ни ругал их потом Эдик. Гэбист, видимо, ругал сильнее. Эдик нахмурился — и парни, остановясь, принялись кто закуривать, кто озираться.
— Друганов своих ждешь? — спросил Леха, улыбаясь радостно, как будто увидел стольник. — Могу за вином сгонять. Или за стаканами.