– Не борись с этим, Стефани. Доверься мне. Просто впускай меня в себя, впускай всего. Позволь мне показать, на что способно твое тело. – Но голос Хэтерфилда срывался. Он держал ее ягодицы так, словно от этого зависела его жизнь.
– Я больше не могу. Пожалуйста.
– Нет, можешь. Просто впускай меня, и все.
О боже, это было прекрасно. Ослепительно, невероятно хорошо. Каждый толчок ласкал чувствительную точку внутри ее лона, и удовольствие растекалось по всему телу, достигая пяток и пальцев на руках. Стефани не могла думать или двигаться. Она была способна только открывать себя навстречу Хэтерфилду и принимать его. Принимать то животное наслаждение, которое он пробуждал внутри ее.
– Я не могу терпеть это, – всхлипнула она, – как же ты можешь?
– Я тебя предупреждал, – хрипло выдохнул Хэтерфилд.
Стефани приподняла ягодицы, чтобы еще сильнее прижаться к его паху, этим движением умоляя его скорей вознести ее на пик блаженства. Она больше не могла выносить то напряжение, которое бесконечно росло в ее лоне. Ей казалось, что от такого экстаза можно умереть, разбиться на миллион частей, каждая из которых будет гореть в огне их страстного соития.
Хэтерфилд был прав. Он предупреждал ее.
«Если я начну, то не смогу остановиться».
Боже, что же будет с ней дальше?
Спустя час, который показался ей вечностью, Стефани лежала без движения в его объятиях, горячая, потная и совсем обессиленная.
– Ты неутомим. – Она едва прошептала эти два слова.
– Я пытался объяснить тебе это. Но ты не понимала. Теперь, я вижу, все ясно?
– Надеюсь, ты не собираешься повторить это опять?
– В ближайшие двадцать четыре часа – нет. Тебе надо восстановить силы.
Стефани спрятала лицо у него на плече. Одна рука Хэтерфилда лежала у нее на животе. Было тихо, и она не только слышала, как у него билось сердце, но и чувствовала телом этот медленный, глухой стук. Это в нем говорила жизнь, сила которой сейчас, казалось, перетекала к ней.
– А сейчас я просто поласкаю тебя, – проговорил Хэтерфилд. – Нежно, как ягненок щиплет свою любимую весеннюю травку.
Стефани сглотнула.
– Сейчас?
– Ну, если только ты не хочешь немного поспать.
– Да, хочу, – пробормотала она. – Совсем чуть-чуть. Пожалуйста.
Хэтерфилд рассмеялся и погладил ее по волосам.
– Не забывай, это ты соблазнила меня. Я только, как могу, стараюсь удовлетворить тебя.
Она ущипнула его за живот. Надо было шлепнуть, но у нее не хватило сил.
Хэтерфилд опять рассмеялся и крепче прижал ее к себе. Ей показалось, что если сейчас закрыть глаза, то можно представить, как она проникает сквозь его кожу и растворяется в своем любимом мужчине.
– Я серьезно, знаешь ли, – мягко проговорил Хэтерфилд.
– Насчет чего?
– Что не могу насытиться тобой. Я опять тебя хочу. У меня есть силы контролировать свою страсть – ведь я годы практиковался в этом, – но этот огонь всегда горит внутри. Желание душит меня. Я хочу тебя днем и ночью, во всех смыслах этого слова. Хочу заниматься с тобой любовью и ласкать тебя, пока не высохну, как камень.
Невероятно, но ее тело проснулось от этого откровенного признания.
– Так возьми меня.
– Нет. – Хэтерфилд поцеловал ее волосы. – Тебе правда надо отдохнуть. У нас впереди целая жизнь.
В камине взметнулся язык пламени. Палец Стефани, который выводил круги на гладкой коже его груди, остановился.
– Целая жизнь? – прошептала она.
– Моя дорогая, я оскорблен. Ты считаешь, я настолько беспринципен, что могу излить в тебя свое семя и не предложить после руку и сердце?
Стефани собрала все силы, которые у нее остались, и приподнялась у него на груди, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Хэтерфилд, я надеюсь, ты не считаешь себя обязанным мне. У моей кровати нет цепей, уверяю тебя.
– Послушай. Во-первых, это не твоя кровать. А во-вторых: за тебя, любовь моя, я говорить не могу, но что касается меня, то я рассматриваю это действие, которым мы занимались сегодня дважды…
– Действие? – шутливо-обиженным тоном переспросила она.
– Хорошо – это упоительное действие я рассматриваю как священную клятву.
После такого Стефани на минуту онемела. А Хэтерфилд отбросил прядь ее волос со щеки и объяснил:
– Это моя клятва в том, что я буду верен тебе. Что буду до конца жизни любить тебя и беречь.
У Стефани защипало в глазах. Она заморгала, пытаясь прогнать слезы. Но чувство, которое сложно описать словами, упрямо продолжало расти в ее сердце.
– Ох, – сорвалось с губ.
– Я не знаю, чего хочется тебе. Ведь ты – самая необычная женщина, которую я встречал. Я лишь хочу, чтобы ты знала о моих желаниях.
Его большая, шершавая ладонь нежно легла ей на затылок. Хэтерфилд пристально смотрел ей в глаза. Стефани хотела отвести взгляд, но как она могла противиться притяжению этих двух голубых магнитов?
Хэтерфилд помог ей. Он положил ее голову обратно к себе на плечо и крепко обнял.
– Я не тороплю тебя с ответом, – мягко прозвучал его голос. – А теперь отдохни.
Ее тело было с ним согласно. Стефани очень устала, ее клонило в сон. Плечо Хэтерфилда было теплым и на-дежным, узкая кровать заставляла ее прижиматься ближе к нему, а шерстяные одеяла укрывали их уютным коконом.
И только мысли не давали ей заснуть.
– Хэтерфилд, – позвала Стефани.
– Да, любимая?
– Как тебе удавалось это все годы?
– Что именно?
Стефани положила ладонь ему на грудь и уставилась на свои пальцы.
– Казаться иным, не таким, каков ты в действительности. Ты делаешь это лучше, чем я, да? Никто не подозревает, какой ты на самом деле – страстный, с огромным сердцем. Сколько чувств ты скрываешь под этим ангельским ликом.
Хэтерфилд взял ее руку и поцеловал.
– Тише, – сказал он, – засыпай. Бог знает, сколько сил тебе понадобится завтра.
Как обычно, Хэтерфилд проснулся до рассвета. Но сейчас он не очнулся в холодном поту от пугающего сна, и вместо того чтобы лежать на спине и слушать, как бешено бьется сердце, Хэтерфилд просто… открыл глаза и увидел ее.
Свою принцессу.
Она лежала рядом с ним, ее спина прижималась к его груди, ягодицы прятались в изгибе низа его живота. Одну свою руку Хэтерфилд собственническим жестом положил ей на грудь. Огонь погас, и только слабый намек на свет проникал сквозь окно, поэтому Хэтерфилд едва различал лицо Стефани в темноте. Тонкий серебристый луч, неизвестно откуда появившийся в комнате, падал ей на кончик носа.