– На бал к герцогине Сотем? Какое счастливое совпадение. – Хэтерфилд увидел официанта и махнул ему рукой. – В какой маске вы будете?
– Я должен быть в маске?
– Да. Ведь герцогиня затеяла маскарад. – Последнее слово Хэтерфилд произнес по слогам. – Такое бессмысленное развлечение, обычное в нашей аристократической среде. Может ненадолго разогнать привычную скуку. Я думаю прийти в золотой маске. Мне нравится порой блеснуть.
– Понятно. Это обязательно?
– Иногда маски очень помогают. – И Хэтерфилд подмигнул.
– Что ж, постараюсь найти себе какую-нибудь.
Пришел официант и поставил перед ними два неприлично больших бокала с шерри. Райт взял один из них и чуть пригубил напиток.
– Итак, сэр? Должен признаться, я сгораю от любопытства. Зачем вы пригласили меня в клуб?
– О да. Я чуть не забыл о деле. Видите ли, мистер Райт, со мной приключилась странная вещь вчера – боже правый, неужели это было только вчера? – когда я поехал в Хэммерсмит посмотреть, как движется строительство.
– Вы говорите о ваших доходных домах?
– Да, именно о них. С ними оказалось все в порядке, их уже много, они прекрасно выглядят и расположены очень удобно. Но вообразите мое удивление – скорее ужас, – когда мой управляющий заявил, что до него дошла информация о моем скором банкротстве.
– Это очень неприятно.
– Да. Финансовая репутация – это такая же важная и деликатная вещь, как репутация дамы. Достаточно легкого намека, что с ней не все в порядке, и проблем не миновать.
– Точно, не миновать. – Последнее слово Райт произнес с ударением.
Хэтерфилд откинулся на спинку кресла и покрутил бокал в пальцах. Устремил взгляд на знаменитую резьбу по мрамору, украшающую стены спортивного клуба.
– Когда появляются такие ложные слухи, начинаешь чувствовать себя обманутым. И испытываешь злобу. Такую сильную, что готов пустить в ход кулаки.
– Я хотел бы заметить: всем известно, что сундуки у Сотема опустели.
– Но его сундуки не имеют никакого отношения к моему проекту.
Райт пожал плечами и сказал:
– Вы сами заявили, что репутация – хрупкая вещь. А слухи ходят очень упорные. Может быть, ваших кредиторов успокоит новость о вливании в проект существенных сумм.
– Мой дорогой мистер Райт, у меня нет кредиторов. Всем поставщикам заплачено полностью.
– А банк, который держит заем? Вы уверены, что владельцев не уговорят потребовать долг назад? – Райт сидел абсолютно неподвижно, сложив перед собой полные руки. Его бокал стоял нетронутым на столе. Темные глаза казались сделанными из гранита.
Хэтерфилд одним глотком осушил шерри. Он поставил пустой бокал рядом с полным бокалом Райта и встал. Когда маркиз заговорил, то его голос звучал низко, без обычных для него небрежных ноток.
– Для человека, который зарабатывает тем, что распознает характеры других людей, вы непростительно ошиблись на мой счет. Не стоит меня недооценивать. До вечера, мистер Райт.
Хэтерфилд повернулся и вышел из клуба. Теперь Натаниелю Райту предстояло в одиночестве противостоять враждебным и любопытным взглядам членов аристократической библиотеки спортивного клуба.
Стефани стояла у пианино в музыкальной зале Кэдоган-сквер, одетая в парадный накрахмаленный наряд черно-белых цветов. Она перебирала пальцами клавиши, как вдруг в комнату вбежала леди Шарлотта.
– Вот вы где! О, мистер Томас! Ужасные новости! – Ее глаза были красными, взгляд – безумным. В кулаке она сжимала смятый листок бумаги.
Стефани выпрямилась и спросила:
– Неужели отменили бал?
– Хватит шутить! Все ужасно! – На лице леди Шарлотты застыло страдание. Она закатила глаза к потолку и прошептала: – Хэтерфилд… Он погиб.
– Что? – Чтобы не упасть, Стефани схватилась за край пианино. Тошнотворно-сладкий аромат оранжерейных цветов, которые стояли в вазе на блестящей черной крышке пианино, вдруг стал особенно приторным. – Нет, это неправда. Такого не может быть.
По бледным щекам леди Шарлотты закапали слезы. Она подняла руку, в которой держала бумагу.
– Правда! Фургон на Пиккадилли. Он вышел прямо перед ним. О боже!
Комната закачалась. Перед глазами у Стефани запрыгали маленькие черные точки. Это невозможно. Она только что видела его. Она проснулась в его объятиях этим утром, руки Хэтерфилда мыли ее обнаженное тело. Любимый сам завязал ей галстук, потом поцеловал на прощание и вылез из ее окна.
– Его задавили… Насмерть, – стонала леди Шарлотта. Она упала на колени и спрятала лицо в ладонях.
У Стефани подогнулись ноги. Она еще крепче схватилась за инструмент.
– Это неправда, – снова сорвалось с ее губ. Стефани закрыла глаза.
– Вы будете горевать? – прошептала леди Шарлотта.
Хэтерфилд погиб. Нет, такого не может быть.
– Я буду горевать вечно, – с трудом произнесла Стефани.
Она опустилась на стул для пианино. Сердце бешено колотилось в груди, глаза застилала пелена. Стефани не могла думать, не могла видеть и слышать. В памяти вдруг всплыли наставления мисс Динглби. Гувернантка говорила, что в минуты потрясения надо сосредоточиться на дыхании, и Стефани принялась медленно вдыхать и выдыхать: вдох, выдох.
Вдох, выдох.
Нет, Хэтерфилд не мог погибнуть. Если бы это произошло, ее сердце в ту же минуту разорвалось бы.
До нее донесся голос леди Шарлотты:
– Значит, это правда. Вы любите его.
Стефани открыла глаза. Девушка смотрела на нее со странным хищническим выражением. Ее глаза стали такими большими, что белки окружили фарфорово-синюю радужку со всех сторон. На ней было прекрасное бальное платье такого светло-розового цвета, что оно казалось почти белым. Жемчужное ожерелье сверкало на обнаженной коже ее груди.
– Я? Нет, что вы…
Леди Шарлотта встала с колен и спросила:
– А если я скажу, что это неправда? Что я все выду-мала?
– Что именно?
– На самом деле Хэтерфилд жив.
– Он жив? О боже!
Леди Шарлотта помахала бумагой.
– Наш дорогой маркиз задерживается и предлагает встретиться уже на балу. Никакого несчастного случая не было.
На одно мгновение эти слова повисли у них над головами.
Несчастного случая не было.
Хэтерфилд жив.
– О, слава богу! – Слезы сами брызнули у Стефани из глаз. Она со злостью вытерла их дрожащими руками, пытаясь сдержать прилив истерического облегчения. – Слава богу!
– Значит, вы правда любите его.