Первым секретарем Хабаровского крайкома был профессиональный партработник Алексей Клементьевич Чёрный. Он был потрясен тем, что услышал от этого человека. Разговор в кабинете первого секретаря происходил уже после смерти Сталина и расстрела Берии.
Посетитель рассказал первому секретарю, что в годы войны был завербован чекистами и переправлен на сопредельную территорию, в Маньчжурию. Там японцы его поймали. Под пытками он не выдержал и согласился на них работать. Когда его вернули на советскую территорию, он был арестован чекистами и — как предатель — осужден и отправлен в лагерь. И тут начинается самое интересное.
Он отсидел свой срок, вернулся в Хабаровск и вдруг на улице совершенно случайно встретил того самого белогвардейца, который допрашивал и избивал его на маньчжурской заставе! Увидев белогвардейца, он поспешил в крайком партии, чтобы поставить в известность партийную власть.
Хозяин края приказал краевому управлению госбезопасности: проверьте, что это у вас белогвардейцы по улицам разгуливают?! Когда выяснилось, что происходит, в крайкоме сформировали комиссию. Ее доклад потряс даже видавших виды партийных секретарей.
Белогвардейцев в Хабаровске конечно же не было. Мнимый «белогвардеец» оказался чекистом. Зато вскрылась одна из самых изощренных операций ведомства госбезопасности. Замять эту историю оказалось невозможным. Крайкому партии пришлось докладывать в Москву высшему руководству. Президиум ЦК поручил Комитету партийного контроля при ЦК КПСС разобраться и наказать виновных.
Проверка установила, что в 1941 году с санкции союзного Наркомата внутренних дел руководство Хабаровского управления НКВД создало так называемый ложный закордон, который в переписке работников госбезопасности именовался «мельницей».
В пятидесяти километрах от города, в расположении одного из погранотрядов, близ границы с Маньчжурией, построили комплекс зданий: советская пограничная застава, маньчжурский пограничный полицейский пост и уездная японская военная миссия с воротами в китайском стиле. Внутри все оборудовали как положено. Для кабинета начальника японской миссии заказали специальную деревянную мебель. Развернули даже телефонную станцию, которая обслуживала здания «ложного закордона». Участникам операции сшили японские или маньчжурские мундиры.
По замыслу хабаровских чекистов «мельница» предназначалась для проверки советских граждан, вызывавших подозрение у органов госбезопасности. Этих людей чекисты вербовали. Призывая проявить патриотизм и послужить родине, уговаривали исполнить особой важности миссию за границей. Когда те соглашались, то давали подписку, получали оперативный псевдоним; затем инсценировали ложный переход через границу в Маньчжурию.
С ними обсуждали план ухода за кордон, придумывали легенду, по которой им предстояло жить за границей. Будущим агентам выдавали одежду, продукты, немного денег. Обговаривали способы связи. Места встреч или явочных квартир называли по справочнику «Весь Харбин», который имелся в краевом управлении госбезопасности. В качестве пароля вручали половину денежной купюры стоимостью в один гоби (валюта государства Маньчжоу-Го), вторую — уже на китайской территории должен был предъявить связной. Кому-то даже выдавали оружие, разумеется с холостыми патронами.
Людям и в голову не приходило, что они — жертвы чекистской игры и решительно все происходит исключительно на советской территории. Едва они «переходили границу», их тут же хватали мнимые маньчжурские полицейские. Задержание проводилось предельно жестко. Руки связывали за спиной, на шею накидывали петлю и так вели на «маньчжурский погранпост». Иногда сразу избивали. «Будили» начальника поста, который на ломаном русском языке проводил первый допрос.
После этого мнимые китайские пограничники передавали арестованных мнимым японским военным. Перевозка сама по себе была мучительной. Связывали руки и ноги. На голову надевали ватный колпак, закрывающий лицо, а сверху еще и мешок. Долго везли на двуколке без рессор по кочкам. В так называемой японской уездной военной миссии оперативные работники НКВД, переодетые в японскую военную форму и выдававшие себя за белогвардейских эмигрантов, начинали допрос.
Использовали настоящих китайцев и настоящих японцев. Скажем, за начальника японской военной миссии выдавал себя некий японец, который еще в 1937 году перешел советскую границу. Пограничники его схватили. Приговорили к расстрелу. Заменили смертную казнью десятью годами и отправили на ложный закордон. Потом в партийных органах возмущались цинизмом этой истории. Получалось, что осужденный японский разведчик допрашивал ни в чем не повинных советских граждан!
Что касается китайцев, то это были коммунисты-партизаны, перешедшие на советскую службу. Им внушали, что задержанные — японские шпионы, и китайцы вели себя особенно жестоко. Но иностранцев держали только на подсобных ролях. У них же не было чекистской выучки. В ноябре 1947 года советский гражданин, китаец Ян Линпу, работавший поваром на ложном закордоне, возмутился творившимся там произволом. Чекисты его расстреляли. Затем убили еще двоих из обслуги ложного закордона, опасаясь, что они могут рассказать, что там происходит.
Допросы, как говорилось в документах, чекисты вели с применением мер физического воздействия, то есть, попросту говоря, избивали. Занимались этим подчиненные Сергея Гоглидзе, сотрудники Хабаровского краевого управления госбезопасности. Трое из них, кто особо отличился, еще недавно сами сидели — во внутренней тюрьме Хабаровского управления госбезопасности. Можно себе представить, что они творили, если их в те годы посадили! Впрочем, страдали они не долго. По ходатайству товарищей их освободили, и они отправились продолжать службу на ложный закордон.
Протоколы допросов писали по правилам старой орфографии, отмененной после революции советской властью. Чекисты, изображавшие «белогвардейцев», даже выучили некоторое количество японских и китайских слов. На бланках для допроса значилось «Особая следственная тюрьма Императорской Ниппонской военной миссии в городе Фуюань».
Не гнушались ничем. Угрожали расстрелом, пытками. А из соседней комнаты, где будто бы тоже шел допрос, доносились крики и стоны. Искренне полагая, что они находятся в руках врага, и в результате применения мер физического воздействия, говорилось в справке Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, люди не выдерживали и рассказывали, что именно чекисты поручили им сделать. Несколько человек покончили с собой.
На допросах от попавших на дьявольскую мельницу требовали согласия работать на японскую разведку. Когда они соглашались, их переводили через мнимую границу в район советской погранзаставы, а здесь арестовывали как иностранных шпионов. Если же человек отказывался выполнять задание японцев, его связывали и в таком виде перевозили на лодке будто бы на советскую территорию. Летом в тех местах полчища комаров, которые за эти часы, что осуществлялась операция, буквально съедали. Это тоже была форма воздействия. Беспомощный человек лежал на земле, пока не появлялся советский пограничный наряд и «совершенно случайно» его не обнаруживал.
Через дьявольскую мельницу пропустили 148 человек! Восьмерых расстреляли. Пятеро умерли, из них двое покончили с собой. Несколько человек использовались чекистами для агентурной работы. Остальных, пропустив через Особое совещание, отправили в лагеря. Это означает, что чекисты доложили в Москву, будто они поймали невероятное количество японских шпионов. А это ордена, звездочки на погонах, продвижение по службе.