Абакумов не терял надежды. Обещал Сталину:
«В Одессу направлена группа оперативных работников МГБ СССР для производства негласного обыска в квартире Жукова. О результатах этой операции доложу Вам дополнительно».
Кончилось это тем, что маршал свалился с инфарктом.
Генерал госбезопасности Борис Васильевич Гераскин вспоминал, как его, молодого чекиста, 31 декабря 1947 года включили в оперативную группу, которой поручили провести обыск на квартире бывшего водителя маршала Жукова. Самого водителя уже арестовали — прямо в гараже Министерства Вооруженных сил. Семья водителя жила в бараке в Хамовниках. Жена, не зная об аресте мужа, готовилась в Новому году, двое детей играли на полу…
Маршала Жукова продолжали травить.
20 января 1948 года ЦК «вынес т. Жукову последнее предупреждение, предоставив ему в последний раз возможность исправиться и стать честным членом партии, достойным командирского звания».
Министр вооруженных сил Булганин своим приказом снял маршала Жукова с поста командующего войсками Одесского военного округа и перевел в еще менее значимый Уральский военный округ. Это была показательная акция, чтобы все видели: даже самого Жукова наказали!
Офицеров из его окружения посадили, чтобы военачальники не заблуждались: мол, раз они войну выиграли, то им теперь все можно.
«Я был арестован 24 января 1948 года в Ростове без предъявления ордера и доставлен в Москву, во внутреннюю тюрьму МГБ, — вспоминал один из друзей Жукова генерал-лейтенант Константин Федорович Телегин. — С меня содрали одежду, одели в рваное, вырвали золотые коронки вместе с зубами. Министр госбезопасности Абакумов обругал меня матом как «врага Родины и партии» и потребовал, чтобы я признался в своей «преступной работе». Оскорбляя и издеваясь, следователи и руководство МГБ требовали от меня показаний о «заговоре», якобы возглавлявшемся Жуковым, дав понять, что он также арестован».
Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Викторович Крюков, в войну командовавший кавалерийским корпусом, был очень близок к маршалу. Его посадили в сентябре 1948 года. Вслед за ним арестовали его жену, Лидию Андреевну Русланову, замечательную исполнительницу русских народных песен.
Генерала Крюкова привезли в Министерство государственной безопасности. Следователь сразу предупредил:
— Ты уже не генерал, а арестант, станешь запираться, будем бить тебя как Сидорову козу.
Крюков возразил:
— Я еще подследственный, и из генералов меня не разжаловали.
Следователь подвел его к окну и сказал:
— Вот видишь там народ? Вот они подследственные. А ты уже осужден. От нас на свободу возврата нет. От нас дорога только в лагерь.
Крюкова доставили к министру госбезопасности Абакумову. Министр объяснил:
— Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь.
Обвиняли Крюкова, как и других арестованных, в том, что он участвовал в заговоре, во главе которого стоял маршал Жуков. Генерала избивали до потери сознания, требуя, чтобы он дал показания о предательстве Жукова. Крюкова приговорили к 25 годам. Вслед за ним отправили в лагерь и его жену Лидию Андреевну Русланову.
А вождь продолжал получать показания арестованных военачальников, из которых следовало, что маршал зазнался, политически неблагонадежен, враждебен к партии и Сталину. В общей сложности по делу Жукова за решеткой оказалось около сотни генералов. Министр госбезопасности Игнатьев, принимая после арестованного Абакумова дела, спросил Сталина:
— Что с ними делать? Может быть, пропустить их через Особое совещание и отправить в лагерь?
Вождь ответил министру через Берию. Игнатьев добросовестно записал — товарищ Сталин, как передал товарищ Берия, сказал: пусть еще посидят.
Генералы были арестованы только на основании материалов прослушивания их разговоров. Поэтому их дела не хотят рассекречивать и по сей день. Аресты среди окружения Жукова шли почти до самой смерти Сталина. И маршал понимал, на какой тонкой веревочке он подвешен.
Но вот вопрос: а может быть, у Сталина были основания опасаться своих генералов?
Генералы, храбро сражавшиеся в Великую Отечественную, сидели на Лубянке без суда и следствия несколько лет. Сразу после ареста их интенсивно допрашивали, выбивая нужные показания. А потом словно забыли. Даже перестали вызывать на допросы. Уже посадили и того, кто их арестовал, — бывшего начальника Главного управления контрразведки Смерш, затем министра госбезопасности Абакумова. А генералы томились за решеткой, гадая, почему они лишены права служить родине. Большинству повезло: вскоре вождь умер, и они вышли на свободу. Но нескольких человек Сталин успел расстрелять.
Среди них был Герой Советского Союза генерал-полковник Василий Николаевич Гордов. Большинство уничтоженных военачальников или боготворили вождя, или просто не интересовались положением в стране. Генерал Гордов прямо обвинял Сталина в несчастьях страны.
Василий Николаевич Гордов воевал еще в Первую мировую, получил лычки унтер-офицера. В Красную гвардию вступил в декабре 1917 года. В Гражданскую дослужился до командира полка. Окончил Академию имени Фрунзе. Великую Отечественную встретил на посту начальника штаба 21-й армии, в октябре сорок первого стал ее командующим.
«Небольшого роста, скорее сухой, чем полный, жилистый, с коротко стриженными под ежик седеющими волосами, — таким запомнил его один из подчиненных. — Черные колючие глаза под черными с проблесками седины массивными бровями пронизывали меня насквозь».
Его военная судьба не была ни легкой, ни простой. И трагедия начала войны не обошла генерала стороной.
«Я пробивался из окружения, — рассказывал Гордов жене, — с горсткой товарищей, ночуя в поле, в лесу, с бутылкой спирта ходил в разведку, три дня не ел хлеба, измучился до предела, еле-еле душа в теле».
Он писал жене, эвакуированной в Куйбышев:
«Дела, как ты знаешь, идут нехорошо. Погодин убит, Микульский убит, ехал со мной в одной машине… Наводил справки о Тупикове, надежда еще теплилась, теперь ее нет: Василий погиб… И рядом со мной многих не стало. Распространяться об этом, ты понимаешь, не следует.
Хорошо, что удалось поговорить с тобой из Харькова. Хрущев спросил, имею ли я связь с семьей. Какая связь! Хрущев приказал вызвать тебя, и через тридцать минут я слышал твой голос. Чуть не разревелся при всех присутствующих (Тимошенко, Хрущев), было так радостно и обидно за плохую слышимость и обрывы, сквозь которые все-таки прорывался твой голос… Много пережито, но еще больше предстоит пережить. Предстоит победить или умереть. Лучше победить, дорогая моя Нина и Пруха».
Дочка Ира, к которой обращался генерал, была приемным ребенком. У Гордовых долго не было своих детей, и они пошли в дом ребенка. Выбрали девочку с тяжелой наследственной болезнью. Врачи отговаривали. Она вдруг протянула к ним руки, и Гордов принял решение: