— Ты думаешь, Малко что-нибудь знал?
— Я уверен, Коля, что Малко знал, кто это сделал. Джокер, господа, как вы помните, означает тайное знание. Малко знал, что произошло четырнадцать лет назад, и я уверен, что он знал насильников. Вполне вероятно, он рассказал о них своему убийце. Тот попросил, и он не смог ему отказать.
— Бурый и Болотник?
— Не исключено, Савелий. Возможно, были и другие.
— И это значит, что теперь он их всех?..
— Меня бы это не удивило. А посему я бы встретился со свидетельницей Раисой Смоляковой и предупредил ее, чтобы уехала из города… на всякий случай. Если еще не поздно. Заодно и допросить ее не помешает.
— Недоказуемо, — сказал капитан Астахов.
— Можно сравнить результаты старых анализов ДНК с анализами жертв, капитан. В наше время все доказуемо, и тайн остается все меньше.
— А почему жертва насилия не указала на преступников? Она могла их знать или хотя бы описать! Она осталась жива?
— Она осталась жива, Савелий. Почему она не указала на преступников? Не знаю. Она провела почти полгода в больнице. Пусть капитан встретится с ней и поговорит, а потом доложит нам. История эта проливает новый свет на мелкого прохвоста Вову Малко, а также на возможный мотив убийств.
…Папа Карло вернулся домой.
Родной дом встретил его тишиной и полумраком. Он стал на пороге, рассматривая знакомую гостиную глазами человека, который никогда здесь не был. Даже запахи были чужими — пахло старой мебелью, сухими букетами и немного пылью. В камере пахло иначе. По углам комнаты торчали в больших керамических вазах столетней давности букеты-снопы засушенных цветов, которыми увлекалась мать. Он давно собирался их выбросить, да все руки не доходили. Через неплотно задвинутые шторы проникали тонкие полоски света — они пронизывали пространство, как лучи лазера, — зацепись, и — бум!
На нарах хорошо размышляется, несвобода подстегивает мыслительный процесс и фантазию. Лежа на нарах, папа Карло думал «за жизнь», об ошибках, мелких и крупных, о дурацких поступках, о друзьях и врагах. Он вспоминал спикеров и спрашивал себя: как они отнесутся к тому, что его обвиняют в убийстве? Убийство! То ли замешан, то ли нет. Выпустили — значит, откупился. Сейчас о том, что с ним произошло, знают все. Он усмехнулся — вот и отделим зерна от плевел… Кто-то отвернется, скажет, не сумели доказать или отмазали, будет прятать глаза, не отвечать на телефонные звонки, завидев его, нырять в подворотни. Возможно, накроется парочка-другая деловых предложений. Ну что ж, что случилось, то случилось. Можно уехать на пару лет к дружбану в ближнее зарубежье… Подписка о невыезде, вспомнил, некстати! Теперь он как каторжник с пушечным ядром на ноге.
Он вспомнил спикеров — Ирину, Буратинку, Карабаса-Барабаса, Мальвину… Всех их таскали на допросы. Мальвина совсем девчонка… Туда он больше не пойдет, он был для них… папой Карло! Авторитет папа Карло. Был да весь вышел. Спекся папа Карло. Этот капитан Астахов… как он сверлил его пронзительным взглядом, как допытывался, что ему клуб «Спикеры», ему — здоровому взрослому мужику — какой-то любительский театр, какой-то английский язык! Капитану Астахову не понять, его не затащить в спикеры ни за какие коврижки. Да и в библиотеку тоже не затащить. Он не верил ни единому его слову, в его восприятии он, папа Карло, чуть ли не растлитель малолетних — иначе с какого перепугу ему ошиваться в клубе? Заводить новые знакомства? Тащить их бухать под предлогом рисования декорации? Черт его знает, что крутилось в голове этого капитана! Папа Карло вспомнил, с каким сожалением капитан сообщил ему, что он свободен… Из города ни ногой, сказал капитан. Это прозвучало обещанием новых репрессий. Ничего не закончилось…
Он представил себе допросы Ирины, «Тилипахи» Тортилы, лисы Алисы, остальных, плачущую Мальвину — и содрогнулся. Ребята ему не простят. Они на это не подписывались, как часто говорит дружок Сева Гараян. Ирина… у нее тоже могут быть неприятности. Он сталкивался с директором библиотеки, они чуть не заключили контракт на оформление интерьера читального зала. Впоследствии он отказался, так как подвернулся более выгодный заказ. Он не жалел, директор библиотеки ему не понравился — вечно недовольный зануда. Такой, не задумываясь, уволит Ирину… Он называет иностранный отдел явочной квартирой и запретил репетиции, а теперь и вовсе прикроет. Теперь он имеет право заявить: я говорил, я чувствовал, я знал! Бедная Ирина! Он, папа Карло, как паршивая овца в стаде… Он сунул руку в карман, достал мобильник и замер.
Позвонить ей он так и не посмел…
На другой день после посиделок в «Тутси» Федор Алексеев отправился в музей знакомиться с Тимофеем Галаганом. Он постоял перед скромным стендом, внимательно рассмотрел старинную фотографию земляка — одну-единственную — и рисунки со знакомой подписью «ТиГ». Приятное лицо, внимательные темные глаза… фотографии чуть ли не век. Тимофей Галаган исчез без следа… если не считать того, что названо громким словом «наследие». Довольно скромное наследие, надо заметить. Дом Галаганов во время войны не уцелел, на том месте построен кинотеатр; могилы родителей Тимофея — Марии и Юрия — находятся на старом кладбище, давно закрытом, заросшем ежевикой и крапивой; черный мрамор, кресты, даты рождения и смерти. Место последнего упокоения, куда с полвека уже не ступала нога человека. А место захоронения Тимофея вообще неизвестно. И скорее всего, нет там ни черного мрамора, ни дат, ни креста. Зарыт под столбом с номером, в общей могиле, в сокрытом тайном месте. Где-то вдали от дома — как сотни и тысячи других несчастных. Судьба. Судьба? Не судьба. Человек! Каин убил Авеля, и с тех пор другие каины убивают других авелей. Брат идет на брата. Ничего не поменялось за тысячи лет…
Художник-урбанист, философ и этнограф Тимофей Галаган, давно забытый, канувший в Лету… Федор задумался. Философ? Неплохо бы найти его работы. А что, если… если первое семинарское занятие посвятить Тимофею Галагану? Пусть студиозусы займутся изыскательской работой, пусть не просто зевают в библиотеке и в Интернете, списывая наработанное чужими умами, а с пользой для дела окунутся в настоящий розыск. Все, что можно найти! Детективно-философский семинар. Федор мысленно потер руки, так понравилась ему идея воскресить пропавшего земляка. Ну хоть что-то должно было остаться? Хоть какой-нибудь след? Привлечь стариков, бледными тенями бродящих в частном секторе в пригороде, покопаться в запасниках музея, в старых документах… В старых документах! Он вспомнил странного молодого человека Эмилия Ивановича, который по ночам распивает кофе с девицами на крыльце губернской канцелярии. Кстати, можно навестить его и сделать запрос…
К нему уже спешила одышливая пожилая дама в белой блузке и длинной черной юбке. Федор любезно поздоровался. Если у вас есть вопросы, с удовольствием отвечу, сказала дама и представилась: «Лидия Васильевна, краевед».
Федор ответил, что хотелось бы побольше узнать про Тимофея Галагана, нашего замечательного земляка. Да, да, сказала Лидия Васильевна, Тимофей Галаган, конечно. Коллекция рисунков, несколько офортов…