Тексты в летописях пестрели намеками, открывавшими передо мной возможности для придания большей правдивости повествованию. Не буду скрывать, совсем не в глубине души, а ближе к поверхности у меня теплилась надежда на критическое осмысление мира братом Фра и его неординарный пытливый ум. Вся импровизированная эскапада, основанная на полумифических допусках и непроверенных фактах, задумывалась ради одного — взращивания в душе брата Фра зерна сомнения. Я лелеял мечты о том, что настоятель, послушав мои бредни, не останется в стороне, а творчески разовьет постулат о сохранении многообразия мира. Ваш покорный слуга взялся за роль проповедника и пытался внушить нежданной пастве, что человек не венец творения, а один из винтиков бытия, который по своему незнанию разрушает окружающий мир. Добившись заинтересованности от оппонента, переставшего желать мучительной смерти одному крылатому засранцу, я продолжил:
«Герцог был сильным, любимым народом хозяином, радеющим за благополучие всех граждан, а не только кучки аристократов, и он очень обеспокоился, когда ему сообщили о рургах, имевших наглость опустошать поля и пастбища. Недолго думая, Де Керде приказал охотникам перебить опасных вредителей. Кто этих тварей знает, вдруг они спалят поля? Сказано — сделано, денег герцог не жалел, гильдия охотников за один сезон буквально озолотилась. Сейчас никто не может сказать, что это было: незнание, нечаянная диверсия или чей-то злой умысел, но наместнику забыли сообщить, что рурги уничтожают крыс. Да, брат Фра. Крылатая мелочь в основном выкармливает потомство грызунами: крысами, мышами, сусликами, не брезгует змеями, рыбой и птицами. Что такое южная сорная или полевая крыса, вы знаете, брат Фра? Нет? Эти неаппетитные создания (хотя некоторые мои соплеменники готовы поспорить со мной по этому вопросу) немногим меньше привычных вам серых крыс, и хвост у них на пару ногтей короче и покрыт короткой шерстью. В урожайные годы крыса может наплодить от восьми до двенадцати детенышей. Разоряли в детстве крысиные и мышиные гнезда? Вижу, баловались. И вновь я не открою новых земель: через три-четыре месяца крысята становятся половозрелыми и могут спариваться, еще через три месяца самки приносят первый приплод. Киваете, понимаю: истина для младенцев, привычная сельскому жителю картина. Сейчас я вам добавлю в нее несколько грубых мазков и черной краски в натюрморт. Крысы очень плодовиты. Трех лет жизни им вполне хватает, чтобы оставить после себя многочисленное потомство. Первое поколение не успевает покинуть гнездо, как его место занимает второе. Природа держится на гармонии и равновесии, я вам говорил, если помните. В естественных условиях численность крыс регулируют рурги, лисы, ласки и другие животные, не брезгующие крысятинкой, но тут в процесс невольно, а точнее — вольно, по незнанию реалий и с грацией носорога в посудной лавке, вмешался человек. В одно мгновение из-под дома был выдернут добрый кусок фундамента. Брат Фра, если из-под монастырской колокольни выдернуть половину нижнего венца, что с ней случится? Вот вы смеетесь. Понимаю, глупый вопрос. Завалится ваша шаткая богадельня, раскатится по бревнышку — и вся недолга. Охотники не строители, размышлениями о блоках и фундаментах не озабочены. Деньги они получили авансом, к которому добавился щедрый карт-бланш на продажу пойманных рургов и яиц из кладок. Если верить хроникам, цены на питомцев в тот год рухнули вдвое. Когда рынок насытился до предела, остальных элементарно перебили. Дурное дело нехитрое, в самый разгар сезона размножения несколько десятков ватаг частым гребнем прошлись по лесам и полям. Напуганные активностью, лисы ушли сами, по пути избегая охотников и магов, понаставивших сотни ловушек и отпугивателей. Совы, соколы и ласки не справились с возросшей численностью оборзевших грызунов. Через год крыс наплодилось так много, что они начали сбиваться в громадные стаи и нападать на поля, травя рожь и пшеницу. Урожай был погублен на корню, и полчища грызунов ринулись в города и селения, прячась в амбарах и магазинах, лазая по помойкам и кладбищам. Мертвечиной, как вы понимаете, они тоже не брезговали. И случилось то, что должно было случиться… Закономерный итог глупой, непродуманной политики. Им стала Крыса с большой буквы „К“. Простите, если это будет для вас откровением — крысы черной болезнью не болеют, но они прекрасно переносят ее через слюну и помет. Мукомольни одинаково мололи и зерно, и засохшие испражнения, люди ели немытые и погрызенные фрукты, заражались, сами не ведая того… Прошло несколько месяцев, в течение которых богатый край превратился в мертвую пустыню с выжженными похоронными командами деревнями и городами. Уцелевшие рурги Южного Бронста разнесли по свету образы двуногой ходячей смерти, разоряющей гнезда и убивающей невинных. Страх перед „ходячей смертью“ передавался из поколения в поколение, отложившись в родовой памяти. А теперь, брат Фра, поставьте себя на мое место. В ваш лес пришли воры, крадущие детей, и когда вы поймали их на горячем, они начали убивать. Рурги были в панике, а когда я остановил охотников, — я ненадолго замолчал, перестав транслировать настоятелю плакаты со словами. Этакая многозначительная пауза для размышлений. — Рурги перебороли извечный страх… Мне подсказать или вы сами додумаете, что они бы сделали с людьми?»
— Убили всех, — выдохнул настоятель.
«Правильно. Они бы выместили на гильдейцах весь накопившийся ужас перед людьми. Я не дал пролиться большой крови, ограничившись малой. Пусть охотники радуются, что остались в живых, а вы в следующий раз прогоняйте их слова через призму сомнений. Иногда полезно взглянуть на мир критическим взглядом. По людским законам, за разбойное нападение виновному грозит гильотина, если он дворянин, и пеньковая веревка, если простолюдин. Знаете, мне некогда было сортировать виновных по сословиям, а применительно к моему рассказу: умершие успели забрать жизнь у пяти рургов. Пять гнезд вымрут, так как даже я не могу сказать, где они спрятаны. Сколько крыс выживет? Молчите? Я боюсь ошибиться в точности формулировки и фразы, но один древний мудрец сказал: „Человек, возьми что хочешь, но заплати за это настоящую цену!“ Вы готовы оценить поступки охотников? А мои? Нет? Если копнуть вглубь, и охотники, и я — убийцы, но у отнятых жизней неодинаковые цены, этим все сказано. А теперь я готов выслушать вас, брат Фра. Вы что-то хотели сказать?»
— Я? — Настоятель вздрогнул.
К концу монолога он ушел себя и, похоже, абсолютно не помышлял возвращаться обратно, кроме прочего, на лбу собеседника, который больше молчал, прочно обосновалась глубокая складка, говорящая о напряженной работе мысли. Не знаю, достиг ли я своей цели, но он определенно завис, причем надолго. Над чем думает только?
— Нет-нет. Пожалуй, я пойду. Да-да… пойду.
Пошатываясь, словно принял кувшинчик-другой крепкой настойки, и придерживаясь левой рукой за стены, настоятель выскользнул из оккупированной мной малой трапезной залы.
«Как бы чего не отчебучил, — подумал я, отправляясь следом».
Фра, несмотря на кажущееся болезненное состояние, учесал быстрее пули, оставив после себя пыль, глотать которую не было никакого желания. Стараясь шагать бесшумно, я добрался до гостевых покоев, и первое, что попалось мне на глаза, это две откляченные девичьи попки, обтянутые платьями. Спрятавшись за углом и чуть приотворив дверь, Ириста и Лилина подслушивали разговор настоятеля с охотниками.